Архивная статья из № 6 (54) за 2007 г.
Восемнадцатого марта наша группа энтузиастов Арт-Экстрим Клуба из пяти мужчин и трех женщин, изрядно подогретых рассказами более проворных счастливчиков, отправилась в дорогу для знакомства с животным миром легендарного острова Новая Гвинея и условиями тамошней нырялки, а точнее, западной его части – провинции Ириан-Джая.
Это название сложилось из индонезийского названия острова, получившего его по этнониму одного из папуасских племен, и наименованию вулкана Джая, являющегося высшей точкой всего острова.
Мы были наслышаны, что пресноводные и наземные позвоночные почти ничем не отличаются от животных Австралии, в том числе из семейства сумчатых. Как утверждали все справочники, тамошняя флора представлена множеством разновидностей змей, черепах, муравьедов, дикобразов, опоссумов, гигантских ящериц, кенгуру, живущих на деревьях и сумчатых котов, а также летучих мышей и крыс (в том числе самых больших в мире водяных крыс, способных лазить по деревьям). Кстати, с последними у нас случилась одна занимательная история, которую я затрону позднее. А на тот момент мы хотели вплотную ознакомиться не только с подводным сообществом морских черепах и морских коров, но и своими глазами увидеть все разнообразие бабочек, более 700 разновидностей птиц, включая райскую птицу и огромного нелетающего казуара.
Очень хотелось посмотреть, как существует наше далекое прошлое – различные племена папуасов, населяющих этот остров и описанных еще великим нашим соотечественником Николаем Миклухо-Маклаем. Конечно же, особый интерес вызывали широко известные охотники за головами – племя асматов, чьи хижины, как говорят, до сих пор украшаются человеческими черепами. А вдруг удастся увидеть череп Рокфеллера, сгинувшего в тамошних местах в 1965 году! И если плацдармом для дайв-программы сразу и безоговорочно был выбран островной заповедник Раджа-Ампат, расположенный к северо-западу от острова Новая Гвинея, то сухопутный маршрут был выбран не сразу.
Мы, конечно же, хотели побывать в долине Балием, а это уже предполагает перелет в Джаяпуру – столицу провинции. Конечно, из Джаяпуры можно было бы также на самолете слетать до Вамены, городка в долине Балием, и вернуться назад, а потом просто перелететь в Соронг. А как же казуары, райские птицы и асматы?! Тогда получается так: снарягу под присмотром наших партнеров отправить из Джаяпуры сразу в Соронг, а самим с мобильным походным набором на машинах «короткими перебежками» вперед. Маршрут сформирован. Детали поездки (как нам казалось) с принимающей стороной согласованы. Конечно, перспектива двадцатичасового комбинированного перелета от Москвы до Джаяпуры через Дубаи и Джакарту несколько остудила наше стремление к свиданию с однопартийцами Миклухо-Маклая и заморскими красотами. Но предвкушение реального джангл-тура по местам боевой славы славного племени асматов, близкая возможность украсить свои прически перьями райской птицы и птицы-секретаря, память о которой мы пронесли из далеких ныне 70-х, когда каждое воскресенье, отбросив все дела и затаив дыханье, мы слушали захватывающие сюжеты о мире животных далеких экзотических стран из передачи «КОАПП», развеяли наши сомненья и природную лень.
Путеводители рекомендовали для поездки в Ириан-Джаю дождаться сухого сезона, но для россиянина, ежегодно переживающего синдром пронизывающей, слякотной осени постсентябрьского периода, любой другой погодный сезон уже был рождественским подарком из мешка Санта-Клауса.
Сделав остановку в Джакарте на Яве, перед перелетом на Папуа мы спросили сопровождавшего нас гида Ласиа, не хотел бы он посетить этот овеянный легендами остров? Тот без раздумья решительно отказался.
– Почему это? – спросил я. – Это же ваша индонезийская территория. Там почти то же самое.
– Нет, – он внимательно и с каким-то состраданием взглянул мне в глаза, – не то же самое.
И ведь, как оказалось, был прав. Ириан-Джая – это не только иной генезис уникальной экосистемы, это вообще другой мир, другая планета. Это другое время и другая система координат.
Спокойная уверенность Ласиа в том, что в Ириан-Джае местные жители нас непременно «отправят на колбасу», сказалась на моем ощущении своего собственного организма – впервые в жизни я вдруг ощутил, что мое сердце бьется где-то ниже солнечного сплетения и чуть выше паха. Во время сопровождения группы по древнему колоритному рынку недалеко от индуистского храмового комплекса, во время прогулок по улочкам Джакарты он с каким-то сожалением и обреченностью посматривал на участников нашей группы.
Шестичасовой перелет из Джакарты в Джаяпуру на новом «Боинге-363» авиакомпании Air Garuda прошел в дружеской беседе с улыбчивыми белозубыми стюардессами, казалось, только что закончившими пятый, в крайнем случае, шестой класс местной школы. Эти миниатюрные девушки в стилизованной униформе излучали улыбки, и, казалось, у них не было более радостной обязанности, как только отвечать на вопросы. Ну как может утомить такой перелет?!
Прежде чем отправляться по неочевидным дорогам по направлению в Соронг, мы решили побывать в долине Балием. Эта долина, поразившая нас неповторимыми пейзажами и захватывающими видами, расположена на высоте 1600 м и представляет собой своего рода каньон длиной в 72 км и шириной от 16 до 32 км, по самому глубокому месту которого между каменистых берегов и густых джунглей протекает одноименная река.
До долины Балием долететь сложно, но можно, что мы и сделали на самолетике авиакомпании Trigana Air. В другие части острова добраться и вовсе проблематично: с дорогами дело обстоит еще хуже, чем в нашем Забайкалье. Редким любопытствующим путешественникам, избравшим пеший путь познания Ириан-Джаи, приходится преодолевать горные хребты, непроходимые леса и бурные реки. Долину населяют воинственные племена «яли» и так называемые «кукукуку», или «анга» (которые, впрочем, называют себя общим именем «дани»), зародившиеся в период неолита и относящиеся к меланизийской этнической группе. Большинство из «местных» после Миклухо-Маклая не видели ни одного белого человека, благодаря чему живут ныне не богато, но вполне счастливо.
Собственно, и самого Муклухо-Маклая они не видели, так как он «квартировал» на побережье той части острова, которая является частью государства Папуа – Новая Гвинея, не имеющего в данный момент отношения к Индонезии. Ну, может, только некоторые счастливчики, крайне редко встречавшие на своем жизненном пути странных бледнолицых, могли похвастаться близким знакомством с европейцами. Особенно после того, как, исполнив ритуальный танец и сытно пообедав поверженным противником, пытались приспособить найденные у европейцев предметы личного обихода для своих нужд. Хотя, как нам рассказали, лет шестьдесят назад в долине Балием разбился маленький торговый самолет, и пассажиры-голландцы местными жителями были не только не съедены, но даже спасены. Именно эти несъеденные голландцы и рассказали миру про уникальные папуасские места. Возможно, это и правда. Но это было бы больше похоже на правду, если б речь шла о сегодняшнем дне, а вот шестьдесят лет назад… Во всяком случае, молодого Рокфеллера в 1965 году не нашли. Именно здесь сейчас выстроен небольшой городок Вамена, насчитывающий 2-3 отеля и столько же ресторанов, закрывающихся по обыкновению на бессрочный обед.
Вамена – абсолютно уникальное место на земле, которое современному европейцу даже трудно себе вообразить. Это некий странный синтез двух абсолютно разных миров, даже не бронзового, а позднекаменного века и XXI столетия. Местные чиновники приезжают на работу в крутых джипах. По улицам городка бродит разодетая в джинсы и футболки папуасская молодежь, щеголяя туфлями на шпильках и мобильными телефонами, встречая и приветствуя бредущего им навстречу папуаса с каменным топором, одежда которого представлена всего лишь своеобразным чехольчиком для детородного органа (так называемый фаллокрипт), изготовленным из местного сорта тыквы – калебасы. На рынке можно встретить в продаже портативный электрогенератор, используемый папуасами для питания своего подвешенного к крыше телевизора в тростниковой хижине, сплетенной по тысячелетней технологии. А наиболее распространенным продуктом на том же рынке является сладкий картофель-батат, единственный сельхозпродукт, который папуас научился выращивать за время колонизации, и то благодаря пришлым мигрантам. До колонизации местные жители вообще ничего не делали: выращивать сельхозпродукты было «в лом», животных разводить не умели, да и не хотели (мол, оно нам надо?), представления о металлах не имели никакого. Единственно, что у них более-менее получалось, так это плеваться из трубочек отравленными иглами, да стрелять из лука. Правда, даже тетиву они делали не из сухожилий животных (как это принято у нормальных туземцев), а из какой-то прочной травы. Одним словом, стиль жизни папуасов был экологически выдержан.
Надо сказать, что папуасы за сотни лет мастерски научились обращаться с каменным топором и бамбуковым ножом. Мы наблюдали, как они в считанные минуты разделывали туши кабанов, орудуя этими, почти единственными своими орудиями, затем заворачивали куски кабанятины в банановые листья и готовили их на раскаленных камнях. Понятное дело, что после благополучного поедания эти кучерявые мужчины с заметно округлившимися животами пускались в свои ритуальные танцы. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Этим они заметно отличаются от европейцев. Обычно после сытного обеда нашего брата тянет на релакс, а им дай лишний раз поплясать и потрясти луками. Но что самое интересное, эти танцы с копьями практически абсолютно не пугают местную живность. Поэтому во время гуляний по джунглям или висячим мостам нам удалось все-таки увидеть около трех-четырех разновидностей райских птиц, желто-зеленых хохлатых какаду и пару, почти в человеческий рост, флегматичных казуаров. Несколько раз лесную тропу пересекало семейство каких-то сонных лесных кенгуру. Впрочем, перечислять всех, кого удалось увидеть в долине, дело хлопотное.
Но что действительно убивает, так это местные дороги, которые представляют собой участки земли, местами «обрадованные» кусками асфальта, а зачастую просто укатанную колею.
Поездка из Джаяпуры до Соронга дала бесценный опыт подготовки к многочасовому переезду из одного пункта в другой по местным дорогам не только в Папуа, но и в любом регионе Юго-Восточной Азии. Перед поездкой необходимо подойти к шоферу максимально близко и спросить так спокойно, но настойчиво, глядя собеседнику в глаза:
– Мы хотели бы стартовать завтра с утра. Но в 7 часов, а не в 9.30. Причем сразу – взять и поехать. Это возможно?! Последняя фраза должна быть скорее утвердительной, а не вопросительной.
– Можно, – неуверенно соглашается водитель, уже чувствуя в вопросе какой-то подвох, но еще не понимая, к чему клонят.
– А можно ли закупить бензин заранее, чтобы НЕ заезжать по пути на заправки и НЕ искать топливо нужной марки по проселочным дорогам и частным лавочкам, как это обычно получается?
– Можно, – сокрушенно соглашается водитель, понимая, что разговор разворачивается в нежелательном для него направлении.
– А может быть, и воду для себя в бутылке, а также десяток бутербродов для пропитания заранее захватишь, чтобы не заезжать за ними домой на другой конец города?
– Можно, – безнадежно потупив взгляд, согласится водитель, который наверняка как раз и собирался заехать домой, чтобы показать жене и детям бледнолицых «обезьян».
Запасное колесо, лежащее где-то в отдаленной деревне, сумка родственника, которую нужно завезти по пути другому родственнику, и многие другие вещи – все это должно быть уже в машине в тот момент, когда вы в нее садитесь. Вот тогда, и только тогда, есть надежда добраться до конечного пункта к назначенному времени. Но при еще одном условии: по пути не останавливаться у придорожного ресторанчика, где кофе для водителя приходится ждать часами. Если в машину попадет хотя бы один местный житель, избежать остановок не удастся – всем им совершенно некуда девать время, и они готовы максимально часто совершать остановки для похода в туалет или в кафе. 
Создается впечатление, что они не ели неделями, месяцами не ходили в туалет и годами не проронили ни слова, ожидая этого путешествия. И вот теперь появилась уникальная возможность, которую они ни при каких условиях не упустят.
Что меня поразило в Папуа, так это то, что европеец, проживший там более года, перерождается в папуаса. В аэропорту городка Сентани мы встретили американскую туристку-пофигистку, которая совершает кругосветное путешествие в течение всего года. Она нигде не работает, сидит в харчевне и неторопливо ест pamerasan (кусочки буйволиного мяса, запеченные в бамбуке), ну и планирует посетить Сингапур в июне, а до Стамбула добраться в октябре. Ей вообще некуда спешить, и в этом своем подходе к жизни она абсолютно сливается с местными жителями, исповедующими знаменитую индонезийскую философию jam karat – «резиновое время», имеющую много общего с другой знаменитой философией из Ямайки – rastafari. Полагаю, что не ошибусь, если предположу, что и сейчас она продолжает бродить по миру, ориентируясь только на солнце или луну.
Папуасские деревни представляют собой несколько хижин, сплетенных из жердей и соломы: основная хижина – жилище главы рода, несколько хижин поменьше – жилища для жен, и свинарник – своего рода местный банк, или, если хотите, личный счет, казна предводителя. Стоимость жены оценивается в четыре свиньи. Стоимость свиньи доходит до 1000 долларов, так как свиней завозят самолетами, а с женщинами в папуасских деревнях проблем нет. Если бы папуасы носили одежду, то отличить мужчин от женщин без внимательного изучения первичных половых признаков было бы сложно. А так – если нет чехольчика, значит женщина. Есть чехольчик – мужчина. Причем социальный статус папуаса обозначен не количеством колец в ушах, или косточкой казуара в носу, а размерами чехольчика безотносительно к содержимому. Чем больше чехольчик, тем выше статус мужчины. Вот такая папуасская интерпретация утвердившегося в российском обществе принципа – размер имеет значение.
У папуасов есть один интересный обычай – после смерти родственника каждой женщине обрубают по одной какой-нибудь фаланге. Поэтому у многих папуасских женщин преклонного возраста на руках вместо пальцев обрубки. Думается мне, что ни одна папуасская женщина в здравом уме не должна желать смерти своим родственникам.
Еще один интересный артефакт удалось наблюдать в одной из деревень долины Балием – мумию папуаса, которую здесь называют «верраб». До недавнего времени наиболее почитаемых членов папуасского сообщества мумифицировали. Сложно сказать, давали ему помереть, или еще не дожидаясь этого торжественного события, папуасского авторитета обваливали в специях, заворачивали в пальмовые листья (единственный на тот момент материал как для погребальных процедур, так и для гастрономических) и подвешивали над костром, подвергая копчению на медленном огне в течение нескольких месяцев до полной готовности. И если допустить, что из почтения к уважаемому человеку папуасы стремились к мумифицированию до кончины, то становится понятным, почему эта мумия скрючивалась до позы эмбриона – попробуй покоптиться в течение нескольких месяцев!
Однажды в одной из деревень, выйдя из машины, мы вдруг наткнулись на группу возбужденных папуасов. На мужчинах, кроме традиционных чехольчиков, были новые элементы одежды: вокруг щиколоток ног и запястий рук намотаны разноцветные веревки, скрученные из трав, в волосы воткнуты перья того же казуара, на шеях – ожерелья из зубов кускуса. Лица и верхняя часть торсов расписаны сажей и какой-то белой краской. Воинствующее выражение разукрашенных лиц, снаряжение для военного похода в виде луков и стрел не оставили нам ни малейшего шанса к продолжению исследования этой индонезийской провинции.
Через несколько мгновений мы оказались окружены группой полуодетых людоедов, которые испытывали живейший интерес к каждому нашему движению и слову. Один из них сзади потрогал меня за волосы и мочки ушей, чтобы, видимо, позже рассказать соплеменникам о своих ощущениях. Почему-то вспомнилась сцена из шолоховского «Тихого дона», когда красный полк прижал казаков к берегу Кубани, не оставив станичникам шансов на спасение. Ну, там хоть степи были родные! Опять же курганы, на которые благодарные потомки могли прийти и постоять, смахнув скупую мужскую слезу. Здесь же ни курганов, ни обрывов, ни открытых горизонтов, куда бы можно было кинуть последний взгляд! Я поймал себя на мысли, что приглядываюсь к туземцам, очевидно интуитивно пытаясь угадать того, кто будет меня пережевывать. Похоже, мои спутники были заняты тем же. Вдруг окружившие нас охотники разом стали жать каждому из нас руку – что-то бормоча, долго, секунд по двадцать-тридцать, аккуратно щупая ее. Про себя я обругал гида Ласиа из Джакарты – мог бы прямо сказать, что расписные его земляки нас тут слопают, не заворачивая в банановые листья. Впрочем, вспомнил я уже в следующий момент, он нам прямо об этом и сказал.
Henrik с Вакатоби выбрал момент, чтобы проплыть под лодкой и дать возможнсть фотографу снять удивительный кадр
Второе рождение нам подарил наш проводник, сообщив, что мужчины этой деревни в данный момент собираются на неделю в горы, чтобы поохотиться на мышей. Наши европейские мозги, пережив первое потрясение (перспективу нашего поедания), второго потрясения (охота и поедание мышей) перенести не смогли. Внезапный хоровой возглас удивления вырвался из сдавленных глоток, разом прекратив папуасское охотничье камлание. Папуасы внезапно замолчали, уставившись на нас и разинув от удивления рты, не понимая смысла нашего воинственного (как им показалось) клича. Очевидно, наблюдать со стороны, как две группы идиотов с вытянутыми лицами и открывши рты рассматривают друг друга, было весьма увлекательно, т.к. чуть позже мы рассмотрели расплывшиеся в улыбках физиономии юных туземцев, вылупившихся из хижин и с удовольствием наблюдавших за всем происходящим.
Позднее гид рассказал нам, что охота на мышей – весьма увлекательное и азартное папуасское занятие. А воинственные танцы есть не что иное, как выражение блаженства в предвкушении поедания этих жирных и мясистых тварей. В тот день, добравшись до ночлега, участники группы дружно проигнорировали ужин и почему-то больше налегали на предусмотрительно припасенное спиртное.
Впрочем, смех смехом. Долина Балием уже достаточно освоена туристами. Да и местный папуасский люд потихоньку начинает привыкать к заезжим европейским зевакам. Но вот среди папуасов поговаривают о некоем племени «вуэб», населяющем леса на границе Ириан-Джаи с Папуа – Новой Гвинеей. До них цивилизация не дошла ни в каком виде. Так вот эти «ребята» действительно истребляют любого, кто посмел нарушить их покой и их территории.
Надо сказать, что за время нашего автопробега по папуасским территориям к нам никто не приставал с привычным восточным «Купи!» или «Дай!». Денег за то, что попал в объектив твоего фотоаппарата, никто из папуасов не требовал. Улыбаются, могут потрогать тебя, твою одежду – это да. Могут помахать рукой, просто так… На рынках особенно не торгуются. Могут, конечно, обсчитать в ресторане или при расчете из отеля. Но могут и не включить в счет вино или пиво, которое тут же заказал и на их же глазах выпил. Порой при необходимости дать сдачи с крупной купюры долго соображают, мучаются, что-то кумекают. Но чаще всего ошибаются. Причем как в одну, так и в другую сторону. Самое поразительное, что калькулятор не сильно облегчает папуасу задачу. Скорее всего, выходцы из папуасских деревень еще не успели привыкнуть к деньгам (там и сейчас зачастую натуральный обмен), а уж тем более к сложной технике. Да и не торгаши папуасы по природе своей. Не коммерсанты.
На Ближнем Востоке, как, впрочем, и на Дальнем Западе, во многих семьях с «младых ногтей» учат, как «ошкуривать» туриста, глядя в глаза и воркуя ласковые слова. А папуас может сам себя «объегорить», так и не поняв этого.
Правда, случается, что крадут. Но это у них отношение к собственности такое. Лежит вещь долгое время. День лежит. Два лежит. На третий день, даже если правильно лежит, но без должной охраны, то, значит, она общая. Следовательно, берет ее тот, кому она больше в данный момент понадобилась.
Двухдневное пребывание в долине Балием, как, впрочем, и дальнейшая дорога до Соронга, практически перевернули все наше представление о том, как живут племена, находящиеся, как нам казалось, на низкой ступени развития. В их действиях, всем образе жизни совершенно наглядно проявилось единство и многообразие природы, насколько жизнь человека связана с окружающей средой, зависима от этой окружающей среды. Европейцы, защищенные в своих мегаполисах от природных стихий и катаклизмов, оставаясь самонадеянными и простодушно самодостаточными, только во время вулканических извержений и обрушений гигантских волн-цунами «догоняют» эту истину. А эти ни на минуту не отходят от нее, считая себя детьми, а не хозяевами природы, приспосабливаясь к ней и поклоняясь, не нарушая экологического баланса.
Завершение переезда до Соронга, которое состоялось почти в намеченные сроки и с минимальными издержками, не считая измочаленных вконец тел, и предстоящее подводно-надводное сафари по островному заповеднику заметно повысили настроение. После зашкаливающих за «красную зону» дорожных ощущений хотелось успокоения и пасторальных подводных сюжетов с привычными глазу рыбами-попугаями и триггерами. Поэтому, попав на дайв-бот Odyssea, сразу же взявшего курс на острова, несмотря на некоторую физическую усталость, мы с воодушевлением взялись за подготовку снаряги.
Название островного заповедника Раджа-Ампат в переводе с языка бахаса-индонезия, как нам сказали местные гиды, переводится как «четыре султана» и относится к четырем основным островам Вайгео, Батанта, Салавати и Мисул, известным еще как «голова птицы». Разумеется, речь идет о райской птице. Хотя всего в состав заповедника входит 610 затерянных в океане и утопающих в зелени небольших островов и скал, похожих на шляпки грибов, с огромной в совокупности территорией. Коралловые рифы на островах Раджа-Ампат занимают первое место в мире по разнообразию обитающих там представителей морской фауны. В ходе одной из последних экспедиций в акватории заповедника зафиксировано 828 видов рыб. Здесь в заповеднике есть и свой «домашний риф» – мыс Кри, с его скоплением огромного разнообразия рыб, и свой Manta Point, где за один дайв мы побывали в обществе более полутора десятков мант. Дайв-сайт «Макс-Поинт» практически всеми участниками группы был признан самым эстетичным и изящным дайв-сайтом, когда-либо виденный нами. Не менее ошеломляющим сайтом оказался загадочный Passage – узкий морской канал, прорезавший джунгли извилистой лентой. Условия джунглей и быстрые течения обусловили уникальность окружающей среды, ее таинственность и исключительность. Я нигде до этого не видел, чтобы мягкие кораллы и морские веера произрастали почти на поверхности.
Совсем недалеко от Passage находится Nudibranch Rock, который представляет собой небольшую скалу внутри бухты. Несмотря на плохую видимость, здесь скопления голожаберников самых различных форм и окрасок ласкают взор своими бархатистыми телами-ножками. Незначительная глубина в условиях отсутствия какого-либо течения позволяют делать великолепные снимки этих чудесных существ.
Нырялка на дайв-сайте Melissa’s Garden, расположенном в 25 км от ресорта «Кри Айлэнд», заняла практически целый день. Здесь в легком течении мягкие кораллы предстали во всей их красоте – нежные ножки и щупальца невообразимых расцветок раскрывались навстречу струям воды. Но как только мы пытались рассмотреть повнимательнее или сфотографировать эти чудеса посейдонового дизайна, внезапно налетали бесчисленные стаи, и их вихревые облака уносили за собой, словно эльфов в страну Урфин Джуса.
Приятно удивила видимость под водой – от 25 до 50 метров, при температуре 28-30°С. Но, так как остров Новая Гвинея расположен в экваториальном поясе, то комфортный сезон с температурным диапазоном 30-32°С длится почти круглый год. Надо отметить, что течения подобной силы немногим уступают течению на сайте Manta Bowl возле острова Тикао напротив филиппинского Донсола. Именно эти сильные течения снабжают безграничные косяки разнообразных рыб, которые, словно живой шубой, окутывают коралловые рифы. Самые многочисленные стаи – косяки барракуд, джекфишей, снэпперов, попугаев, хирургов, баннерфишей. Не редкость встречи с двухметровыми наполеонами. Плотность косяков такова, что группа, порой теряя друг друга из виду, разбивалась на две, а то и три группы. Не один раз во время дайвов многим из нашей группы довелось увидеть «хождение» по дну на своих грудных плавниках метровых эполетных акул. Весьма забавное зрелище!
Рифы здесь абсолютно девственны. Дно акватории словно лесом заросло мягкими и твердыми кораллами немыслимых расцветок, которые в буквальном смысле по размерам представляют собой целые деревья. Как в калейдоскопе перед глазами мелькают массивные ветви и кроны. Размеры кораллов таковы, что уже нет никакой возможности отслеживать представителей макромира. А местные тридакны уже стали «притчей во языцех» – в полость такой ракушки спокойно может забраться взрослый человек. Причем все это богатство не где-нибудь в далеком укромном месте. А тут же, практически у берега. Этому буйству подводной жизни безусловно способствует заповедный статус и малонаселенность островов, в силу чего рыбный промысел носит цивилизованный характер с помощью традиционных видов отлова.
Нельзя не упомянуть и о том, что в акватории заповедника есть чем заняться и любителям рэк-дайвинга. По разным местам разбросано несколько десятков затонувших кораблей со времен Второй мировой войны, в основном японских, и самолетов с еще сохранившимися американскими шевронами.
Попался нам и корабль, судя по всему, оставшийся еще со времен освоения Ириан-Джаи первыми европейцами. Обросший кораллами, он лежал на песке метрах в 180-200 от белоснежного пляжа на 18-метровой глубине.
Конечно же, во время дайвов на Раджа-Ампат нельзя забывать о мерах предосторожности. Увлекшись калейдоскопом различных форм жизни, легко упустить из вида упомянутые течения. Опять же надо помнить о гигантских косяках рыб, в феерически кольцах которых легко и потеряться. Ну, и, наконец, нельзя забывать и о ядовитых представителях фауны: крылатках, морских ежах, некоторых видах кораллов.
Сафарийная программа в Раджа-Ампат пролетела, как один день. Каждый раз, поднимаясь на дайв-дек бота, едва сбросив скубу, мы наперебой рассказывали друг другу о новой встрече. Впечатлений было столько, что утомленная память уже отказывалась впитывать новые. Но, подчиняясь силе этого нового впечатления и защищаясь, вынуждена была отторгать прежние, пережитые всего несколько дней назад. Абсолютно несерьезным нам уже казался шок от встречи с папуасскими охотниками за мышами. Мумия одного из предков папуасского клана «дугум» казалась легким недоразумением, словно высушенная лапка летучей мыши. А охотничьи племенные пляски уже не воспринимались дикими и воинствующими.
Впрочем, папуасы Ириан-Джаи, по крайней мере, те, с которыми нам довелось встретиться, были вполне безобидны, и пугливое нежелание туриста общаться с ними воспринимали без агрессии: мол, глупые бледнокожие пришельцы слабоваты умом, поэтому не осознают своего счастья общения с местными гигантами мысли и жизненного опыта. Ну, что ж, недоразвитые чужестранцы имеют на это право. Хотя вот эта тряпочка на его бледноватых чреслах представляет интерес. И вот этот браслет, который по несправедливому стечению обстоятельств находится на запястье того упитанного чужеземца, тоже любопытная штукенция. Но далее этого любопытства ничего не следовало.
Я, как и мои товарищи, покидал Ириан-Джаю с каким-то сложным чувством. Не было страха от встречи с дикими племенами, который был навеян рассказами и воспоминаниями об этом удивительном крае. Ну да, ходили люди голышом. Ну да, плясали с луками и стрелами. Ну, разукрашивали свои лица сажей и красками. Но разве мы не видели этого в своей повседневности, на свадьбах, маскарадах и ставших модными хэлоуинах? Но какой-то наивной, простой и, в свою очередь, гармоничной была жизнь этих кучерявых чернокожих людей. Чувствовалось, как им приходилось напрягаться, чтобы перескочить из века каменного топора в век самолетов, джипов и калькуляторов. Не было никакого разочарования от обманутых надежд. Наоборот, все встало на свои места. Жизнь прекрасна своей гармоничностью, своей слитностью с природой. Вспомнились удивительные ночи у костра, наполненные непередаваемой музыкой тропического леса и непривычными музыкальными звуками папуасских Карузо. Время словно застыло, застряв в эпохе неолита – этой «колыбели человечества» и слегка вздрагивая от криков райских птиц и какаду. Там, у этих костров, растворившись в звуках ночного меланизийского леса, мы абсолютно забыли о европейской цивилизации, ритме мегаполиса, незатухающей вибрации подземных и наземных трасс. Может быть наша первобытная сущность, загнанная вглубь антропогенезом, наконец-то нашла свою маленькую бухту? Ведь недаром же Гоген ощущал себя счастливым на полинезийском острове?
Конечно, пройдет совсем немного времени, может быть, даже не сто лет. И разукрашенные охотники, вооруженные луками и стрелами, будут ходить на охоту на горных мышей согласно расписанному сценарию туристических компаний. «Яли» и «дани» утратят первобытную непосредственность. Джунгли разметят на квадраты асфальтированных дорог. Свирепые асматы превратятся в дорожных рабочих. А глава папуасского рода по этим дорогам будет приезжать к своей хижине на работу на навороченном «Мерседесе». Скорее всего, да наверняка, так и будет! С чехольчиками и каменными топорами исчезнут подвесные мосты над горными реками, сплетенные из лиан. Казуаров, чтобы не повторить судьбу легендарных птиц додо, спрячут от вымирания в вольерах зоопарков. Куда уезжать нам на встречу с ранним детством человечества тогда? Где найти успокоение для наших воспаленных умов? Может быть, на жизнь нашего поколения этих мест и хватит. А как быть нашим детям?
Текст: Анатолий Гладышев
Фото: Jason Heller, Анатолий Гладышев
Метки: Дайв-сафари в Раджа Ампат, Ириан-Джая, Остров Новая Гвинея, Папуасы, Путешествия...
