Архивная статья из № 5 (47) за 2006 г.
Паскаль Лекок (Pascal Lecocq), 48 лет, доктор искусствоведения, французский художник, не принадлежащий к определенной школе; первую персональную выставку сделал в 18 лет, в настоящее время работает, в основном, в своей студии в Форт-Лодердейле (Флорида, США). Широко известен, особенно среди дайверов, как The Painter of Blue – «Художник синего», автор многочисленных картин на темы подводного мира. Не дайвер. В следующем году отметит 30-летие творческой деятельности.
За тридцать лет многие вещи меняются. Но я всегда думал и думаю, что рисование – это что-то идущее изнутри, La nеcessite interieure – внутренняя необходимость делать это. Я должен рисовать. И я не могу остановиться. Даже если нет под рукой инструментов– я могу делать рисунки, наброски на песке. Конечно, рисовать картину – это другое, потому что ты работаешь на будущее.
Моя манера – это противоположность импрессионизму. Они видят что-то – и хотят немедленно это воспроизвести. Когда я чувствую идею, я тоже хочу ее воплотить, воспроизвести, и начинается процесс: обдумать все не спеша, вложить внутрь больше информации, наконец, выполнить картину в моей технике. Это «олдскульная» техника, старомодная, но именно благодаря ей картина будет существовать много лет. Это не просто набросок на песке, который смоет следующая волна. Да, в глубине души я думаю о будущем. Это, конечно, нескромно, должен отметить, но это так.
Я люблю сюрреализм. Сюрреализм – это как коллаж разных картин. Иногда я специально не хочу говорить, что нарисовано – смотри на картину и представляй! И этот бредовый заголовок, ничего общего не имеющий с картиной. Прочитай название, когда смотришь на картину, чтобы создать свою, увидеть свое содержание внутри. Вот это мне нравится. Это не то, что пялиться в телевизор – как коровы на проезжающий поезд. Каждый, кто смотрит на картину, сам решает, хочет он проникнуть внутрь или нет. Иногда необходимо сделать усилие, необходимо пошевелить мозгами. Конечно, вначале я не думал об этом. Но когда 10 лет назад мне пришлось заняться философским исследованием, сформулировал, что мне нравится общаться посредством своих картин и еще давать другим людям возможность расти. Живопись – это ощущение и общение, процесс передачи информации. Часто можно услышать: «Я не понимаю, пусть художник объяснит, что он имел в виду!». Думай! Можно же смотреть и думать. Представить себя художником, вызвать воображение.
Еще я люблю играть с числами, с пропорцией. У меня был пожилой учитель. Учил так, как учили рисовать в XIX веке или даже раньше. Первое, чему он меня научил, – измерять и работать с пропорцией. Это меня захватило, так как мне нравилась математика. Кто-то может сказать, что художник далек от математики – это ошибка. Используя золотое сечение, можно с помощью циркуля поставить правильные объекты в правильное место. Тогда и получатся гармония, красота. И больше людей в будущем заинтересуются твоей картиной. Это способствует тому, что сделаешь что-то действительно значимое. Как правило, я этого всем не рассказываю, чтобы не создалось впечатление, что я умничаю…
Золотое сечение – это пропорция жизни. Измерь любую часть человеческого тела – и все соотношения составят золотое сечение, это сечение поколений. Также и в цветах. Но не в камнях, только в живых организмах. Символ поколений, символ жизни. Я всегда ищу во всем золотое сечение, так как знаю, что это и есть правильно. Может, за тридцать лет работы оно уже у меня в глазах, внутри.
Что мне еще не нравится в импрессионизме – это то, как все сейчас к нему относятся. Называют эти картины самыми красивыми в мире… Но их техника… Я, поклонник старой техники, считаю просто позорным так рисовать. Это уродство. Так можно наброски делать. В самом начале каждый хороший художник рисует «импрессионизм», но никогда никому не показывает, это позор. Но это отличительная черта нашего общества сейчас – превозносить вещи, «сляпанные» на скорую руку.
То, что сделано вот так, небрежно – это не на века. Да, эти картины хранят в старых музеях. Но сколько сил, денег вкладывается в их реставрацию, чтобы только удержать это все на холсте. Так и с картинами. Я люблю работать именно так: думать, совершать все медленно. То есть я сейчас не в своем времени. А здесь (Флорида, США) еще и не в правильном месте. Здесь – скорые деньги, скорый бизнес, все скорое. Вот почему я не смотрю телевизор, не ем фастфуд, никогда не пью кока-колу. Все взаимосвязано. Может, это никому не интересно знать, но я так живу.
Моя техника – наложение слоев. Зритель видит только результат, а не отдельные слои, которые нанесены прежде. Но если положить только последний слой, то не получится то же самое. В моем техническом процессе заключительный слой – это результат всех слоев, которые нанесены до него. Картина– результат всех знаний, которые я вложил внутрь, она на виду. Но можно попытаться проникнуть внутрь картины, потому что я навожу на это некоторыми странными деталями, как в сюрреализме – надо думать! Иногда я слышу, как перед моими картинами зрители восклицают – значит, увидели что-то неожиданное для себя.
За последние 10 лет я много общался с дайверами. Слушал истории, «охотничьи» рассказы. Некоторые из них поместил в свои картины. Я сам не дайвер – и мне это нравится. Именно поэтому мне удается смотреть на дайверов свежим взглядом. Конечно, я знаю о дайвинге, о подводном мире много. Но я не один из них и могу делать, что хочу, рисовать нереальные вещи, удивительные. Когда я нарисовал первого дайвера на картине, я ничего о дайвинге не знал… Выставил картину на выставку. Даже не помню, кто первых дайверов купил, нырял ли он сам. Теперь я принимаю участие в большем числе дайверских выставок, чем во всех остальных. Мне нравится рисовать то, что дайверы могут увидеть – подводный мир. Они останавливаются, интересуются.
А еще я люблю писать картины с юмором, потому что люблю, когда люди перед моими картинами смеются. Это хорошо. Это помогает проникать внутрь. Мой маленький персонаж, почти дайверский, часто заставляет людей смеяться, ему это легко. Почему я люблю этого персонажа – думаю, что с ластами и маской под водой дайверы находятся не в своей родной среде. Это другое, туда нужно идти, погружаться, это что-то новое, незнакомое пространство. Дайвер с ластами – как пингвин. Когда он выходит из воды, то так смешно двигается. Помещая дайвера во все обыкновенные жизненные ситуации– на пикник, за руль автомобиля, – я за ним наблюдаю. Потому что думаю: человек на земле ведет себя неправильно. Как дайвер, вышедший из воды. А результат этих действий – войны, природные катаклизмы…
Да, с самых первых картин всегда было много синего цвета. Сначала я рисовал абстрактные картины, которые не являлись абстрактными для меня, потому что я рисовал очень реалистично, в деталях небо, облака. Белое, синее – вперемешку… Я люблю с этим играть. Тогда я действовал как импрессионист. Мне не близки абстрактные картины, но я их рисовал, потому что на самом деле это был реализм – как обычно, я всегда делаю не совсем то, о чем люди думают, что видно с первого взгляда. Вот пример. Может, лет через 200 кто-нибудь скажет, что я художник-концептуалист. В сегодняшнем понимании. Я думаю, на самом деле, я более концептуальный художник, чем многие, которые себя так называют, и мне нравится быть именно таким. И я не трублю на каждом перекрестке, что я провожу какую-то концепцию, делаю концептуальное искусство. Меня нет в арт-журналах. Я не на поле искусства. Чуть в стороне. Не очень хорошо для бизнеса… Но это я, мой путь, моя жизнь. Всегда чуть в стороне. В стороне от мира дайвинга. В стороне от мира искусства, рынка искусства. У меня нет времени быть внутри – я в стороне.
Еще по поводу синего – я родился в лесах Фонтенбло, недалеко от Парижа, небольшой городок, окруженный лесом. Лес – зеленый и вертикальный – может, это ловушка? Может, меня всегда привлекала возможность увидеть больше пространства? Лет в 14-15, как многим юношам, мне требовалось больше пространства, больше воздуха, вот почему я так полюбил синий цвет. Для меня это не просто синий, это не пустота, это пространство. Да, я переехал в Нормандию, где никогда не увидишь голубого неба, потому что всегда идет дождь. Но там есть море, а значит, и пространство тоже. Я люблю пространство воды, облака – это тоже вода, туман… Голубой, синий даже больше ассоциируется с водой, чем с ветром. Мне нравится синий цвет. Между прочим, как и многим в наше время. В Средние века голубой цвет никто не любил, но все меняется. И сейчас, наверное, 80% людей любят голубой цвет больше, чем красный, зеленый. Но конечно, не испанцы и не японцы. Удивительно!
У меня особая связь с водой. Ради шутки я говорю, что наверняка был дайвером в прошлой жизни. Ну конечно, я 9 месяцев находился в воде в утробе матери. Это мой подводный опыт. Сначала я был очень расстроен, что не погружаюсь. Но с детства у меня были проблемы с ушами, на которые никто не обратил внимания. Когда я наконец осознал это и пошел к врачам, они не смогли определить, в чем причина, так как началось все много лет назад, но что-то сделали. Теперь я знал, что вода в уши не должна попадать, купил затычки. Примерно 10 лет назад, когда я стал входить в «подводный мир», все считали, что я должен погружаться. Конечно, я не против, но я не дайвер… Я опять пошел к доктору и все рассказал: я рисую для дайверов, но сам не ныряю. Что делать? Он ответил, что можно сделать операцию, конечно, я не смогу погружаться глубоко, и вообще… Могут быть проблемы. И поскольку я уже много лет рисовал дайверов, я решил, что рисовать картины для дайверов, не будучи дайвером самому – в этом что-то есть. Сюрреалистическое, забавное, странное.
Да, я люблю рисовать. Конечно, есть вещи, которые я не люблю делать, например, мыть кисти. Но я понимаю, что за все надо платить, и кисти мыть надо. Мое рисование – это свобода. За свободу делать то, что хочешь, человек вынужден делать что-то необходимое.
Подготовила текст и фото: Светлана Мурашкина
Метки: Снимая маску...
