Архивная статья из № 3 (45) за 2006 г.
Много раз я приходил на пляж Форт Лодердэйл, намереваясь проплыть десять тысяч метров – вдоль всего пляжа, и обратно… Мне удалось проделать это лишь дважды. Моя нормальная дистанция – пять тысяч метров. Неоднократно я проплывал шесть, семь, восемь и девять тысяч метров; десять же тысяч не сдаются так легко.
На пути встает целый ряд проблем. Португальские кораблики, кубомедузы и другие ядовитые создания, погода, течение, страх, напряженное ощущение одиночества, обезвоживание, недостаток в организме кальция и гликогена и унижение от сознания того, что не могу как дети и русские, которые не чувствуют боли, не испытывают страха и продолжают упорно двигаться вперед.
***
Woodville Karst Plane Project (WKPP) – проект по исследованию Вудвиллского карстового пласта в Северной Флориде, США, был организован в 1990 году. Он стал логическим продолжением исследований, которые проводились с середины 80-х годов группой спелеоподводников, основу которой составляли Паркер Тернер, Билл Гевин, Билл Майн и Ламар Инглиш. Организаторы и участники проекта считали, что многочисленные пещерные системы и источники, расположенные в этом районе соединяются между собой, и составляют самую большую в мире пещерную систему. Исследования, проводимые в настоящее время, подтверждают эту теорию. После трагической смерти первого директора проекта Паркера Тернера во время погружений в Индиан Спрингс 17 ноября 1991 года, многие из участников проекта прекратили погружения в пещеры и покинули WKPP. В 1994 году директором проекта становится ученик и друг Паркера Тернера – Дордж Ирвин.Основные погружения в рамках WKPP совершаются в пресноводные пещеры, с глубиной около 90 метров и температурой воды около 20°С. На протяжении многих лет WKPP был лабораторией, в которой разрабатывались, проходили «обкатку» и успешно применялись в ходе исследований командные принципы организации, подготовки и совершения погружений, специальное снаряжение и его конфигурация, которые позволяли совершать такие погружения, стандартизированные дыхательные смеси и протоколы декомпрессии, и многое другое, что в последующем стало известно под концепцией DIR (Doing It Right).
Представленный вашему вниманию материал – это рассказ Джорджа Ирвина о рекордном погружении в Вакулла Спрингc 24 июля 1998 года, когда «штурмовая группа» состоявшая из Джорджа Ирвина, Джаррода Джаблонски и Брента Скарабина прошла в пещере дистанцию 18000 футов (около 5,5 км – здесь и далее прим. ред.) от входа, продвинувшись практически на 4 000 футов дальше в пещеру по сравнению с их предыдущим погружением – 14 340 футов (около 4,4 км). Это погружение (как и ряд предыдущих) было самым длинным прохождением в подводной пещере известным в мире. На сегодняшний день, в рамках WKPP пройдена отметка 19 000 футов (около 5,8 км), что также является мировым рекордом. (Примечание – Дмитрий Милютин).
***
Точно также происходит и в случае с исследованием пещер. Вы приходите, готовые к действию, но чтобы вам все удалось необходимо, чтобы множество мелочей пошли правильно. Паркер говаривал: «Ты никогда не найдешь ни одной пещеры, если у тебя не будет Верного Сердца». Чтобы я понял смысл этих слов, он упоминал некоторых людей, к которым это относилось. На скутере Билла Гевина было нарисовано красное сердце с подписью «ВЕРНОСТЬ». Биллу Гевину и мне всегда удавалось найти пещеру даже там, где прежде ее никогда не было. Она просто «появлялась» для нас, вне зависимости от того, где мы проводили погружение. Нам даже удалось проложить дополнительный ходовик в Джинни.
Нечто подобное произошло в пятницу. Правду говоря, я жутко боялся, что большой туннель пещеры в Вакулла Спрингс закончится тупиком, как только будет пройдена метка в четырнадцать тысяч футов (в прошлый раз это произошло именно так). Мы добрались до огромного «зала», где подверглись воздействию удивительнейшей оптической иллюзии – нам показалось, что туннель оборвался. Мы решили воспользоваться крохотным боковым туннелем, чтобы продолжить путь, но течение там было настолько сильным, что абсолютно не позволяло двигаться. Двигаться, хватаясь за булыжники, находясь на глубине 295 футов (90 метров) и на расстоянии 14 тысяч футов от входа, – не самая прекрасная идея. Я боялся, что это – колодец, идущий наверх. Колодец не просто слишком мелкий, но к тому же, я в этом уверен, полностью заблокированный на поверхности. Это не помогло бы нам узнать что-либо о пещере, не объяснило бы ничего. Значит, это не было правильно.
Мы обсудили сложившуюся ситуацию. Я высказал идею оптической иллюзии Джарроду и Бренту. Брент сказал, что он успел прогуляться там и ничего не увидел. Я ответил, что, находясь за ним, я не видел стены, которая блокировала бы проход. JJ подтвердил, что и он не видел ее, но замыкающему всегда видно лучше всех. Туннель, по которому мы двигались, вроде бы начал понемногу расширяться, но, учитывая незнание приливов, он представлял для нас значительную опасность. Я бывал в Спринг Крик и точно знал, насколько все плохо может быть, если и прилив, и дождь обращаются против тебя.
У нас имелось несколько возможных вариантов действий. Мы могли пойти в «Маленький туннель G» – легкий путь, начинавшийся рядом, но все согласились, что в результате это приведет нас к нашему последнему туннелю. Мы могли пройти к другому концу 14-тысячного туннеля, расположенному к западу от Чероки, и посмотреть, не упустили ли чего-нибудь. Однако никто из нас не отметил ни одного прохода, ведущего туда. Завершающая часть основного туннеля до сих пор не была обследована надлежащим образом. В наших записях имелись заметки о различных проходах, но они не были исследованы и нанесены на карты. Это были огромные проходы, расположенные в туннелеобразной части пещеры. Нам было совершенно необходимо осмотреть последние 3500 футов (около 1,1 км), чтобы убедиться, что мы двигались верным путем. Так оно и было.
В ходе двух предыдущих погружений мы работали в туннелях, расположенных ближе ко входу, в пределах 7-8 тысячи футов где разложили дополнительные этапные баллоны, опробовали новые пути с точки зрения декомпрессии и распределения газа (эти пути пролегали глубже), а также времени, опробовали новые идеи в отношении скутеров и расхода газа при езде на них. Кроме того, перебрали и переделали ребризеры, пересмотрели планы и логистику, добавили дополнительные варианты, освободили остальную часть команды, чтобы они могли заняться своими собственными исследованиями. Нам было необходимо продумать, что еще может быть сделано, и мы должны были быть готовы сделать это где угодно.
Брент попросил Барри сделать ему новую катушку, которая вместила бы 2600 футов (800 м) линя №24.
Он взял ее с собой, я взял катушку с 1700 футами линя, а у JJ было 1800 футов. Мы встретились накануне вечером и собрали снаряжение, а после закрытия парка разложили декомпрессионные баллоны. Утром, в 6 часов, приступили к работе, отправив первую ребризерную команду, состоявшую из Трут, Роуз и Ми, с нашими большими скутерами и газом для езды на них. Они должны были разложить их в пещере, по пути к туннелю М, который намеривались исследовать (и где удлинили ходовые концы в двух проходах). Они оставили наше снаряжение в самой дальней точке туннеля, где наши пути расходились.
Команда туннеля В ждала нас и отправилась за нами, собираясь удлинить ходовой конец в этом туннеле. В воде должны были находиться три команды, совершающие мощнейшие погружения – стандартная процедура для WKPP. Мы уже были готовы начать погружение, когда «взорвался» клапан на сухом костюме JJ.
Подобные ситуации раздражают еще более, если вспомнить о том, что мы изо всех сил стараемся вооружаться самым лучшим снаряжением. На протяжении всей недели JJ испытывал костюм несколько раз. Когда снаряжение ломается, возникает вопрос: а стоит ли в этот день нырять? В прошлый раз у нас все пошло наперекосяк пока мы были еще на поверхности, а потом, когда мы вошли в туннель А, лампочка в моем фонаре, которую я поменял всего несколько минут до того, взорвалась, поэтому мы решили ограничиться простеньким погружением.
Но на этот раз мы не колебались. Я взглянул на JJ– он был абсолютно спокоен, как обычно. За его спиной я заметил Брента (из воды едва торчало его лицо) – обеими руками он держал катушку Барри и протягивал ее мне. На желтом скотче он написал «MACK» (название американского тяжелого грузовика – прим. пер.). Это лицо в воде смеялось. Последний раз я видел его в таком настроении перед рекордным погружением в Чипс, когда один из наших недоброжелателей сказал ему на семинаре NACD, что единственная причина, по которой мы можем сделать хоть что-то – это то, что у нас есть все: снаряжение, команда, лучшие дайверы, – а иначе мы были бы просто «ничем и никем».
Отправляемся нырять. Проходим мимо нашей группы сопровождения, которая тем временем проверяет ребризеры и снаряжение и входим в воду.
Я не могу точно описать логистику нашего погружения, поскольку имеется группа, заявляющая, что они лучше нас знают, как сделать это, и стараются помешать нашей работе, но я могу рассказать вам дальнейшую историю в общих деталях.
Проплывая, мы собирали наше дополнительное снаряжение продвигаясь все дальше в пещеру. Заодно подобрали резервные баллоны, оставленные нами на отметке 6500 (2000 м) во время предыдущего погружения, и перенесли их вперед (прикрывая себя на протяжении всего пути к отметке в четырнадцать тысяч футов).
Мы уже проверили каждый туннель вплоть до 11 000 футов (Чероки Синк), так что к медленным и методичным обследованиям, мы приступили пройдя 11 тысяч.
Я шел вдоль ходового конца, Брент шел слева от меня, JJ – справа. Когда они отходили, я оставался, отмечая для них ходовой конец и медленно продвигаясь, по мере того, как они исследовали туннель, шириной 80-100 футов (24-30 м). Когда они подавали мне сигнал, я отмечал входы в новые туннели и заносил их в записную книжку. Я также следил за тем, где мы находимся и иногда делал маленькие вылазки, чтобы точно осмотреть туннели, делал заметки об их внешнем виде и расположении. В принципе, я четко видел пещеру в свете фонарей моих партнеров.
По прошествии 138 минут проверок, заметок и зарисовок мы достигли «ТОГО ЗАЛА», находящегося на расстоянии 14 000 футов от входа. На этот раз Брент проверил стенку и вернулся, подавая нам СИГНАЛ. Я показал ему: «конец линя прямо здесь», и он достал «МACK». Это стало ответом на вопрос. Положив на дно последний резервный баллон перенастраиваю ребризер так, чтобы можно было одновременно дышать, используя оба регулятора и все баллоны (соответственно, мне не придется прерываться во время исследований). Теперь я дышу в пропорции 10:1, имея 340 кубических футов газа (около 10 тыс. литров). Мой фонарь с никель-кадмиевым аккумулятором, емкостью 30 ампер/час, похож на световой меч. Несусь на нейтрально плавучем Магнум-Гевине, таща за собой еще один – с полным аккумулятором. Новая поддевка С-4 и специально изготовленный капюшон позволяют забыть, что я окружен 68-градусной водой (20°С). И главное, я осматриваю туннель, выглядящий для меня самым прекрасным из всех виденных пещер!
Пещера образовалась вокруг карстового провала более 300 футов (более 90 м) и устремлялась к океану, делая невообразимые развороты и повороты и оставаясь огромной со множеством боковых туннелей. Создавалось ощущение, что эта пещера в действительности начиналась только сейчас, и чтобы это понять, нужно достичь Кроуфордвилля.
Наша троица аккуратно и медленно продвигалась по пещере, желая получить максимум впечатлений и ощущений, находясь в таком глубоком «Даун Тауне». Собранные здесь данные и информация сродни информации, полученной на поверхности Плутона, – и относится к ней надо соответственно. Если мы не добудем и не принесем ее– никто этого не сделает. Вот почему мы здесь, а наша работа – сбор этой информации. Чем мы и занимаемся.
Следующая картинка в памяти – Брент, держащий петлю, завязанную на конце линя, зажатую в одной руке, и пустую бобину сверкающего новенького «MACK-а», которую он держит другой рукой. JJ извлек свою гигантскую катушку, и я услышал, как оба они засмеялись. Когда я подплыл к ним, оба указали на меня пальцем, и показали мне сигнал «ты рехнулся». За этим последовала целая дискуссия о том, кто из нас ненормальней, и, конечно, мы продолжали указывать один на другого.
Продолжив движение, я начал засекать время при каждой остановке для исследований и зарисовок. На 170 минуте я по-прежнему был уверен, что мы сможем выйти на поверхность за 130 минут (начиная погружение, на протяжении 10 минут мы проверяли нашу снарягу в районе последней декомпрессионной остановки). Я подал сигнал JJ – «закругляемся». Шутя, он спросил меня: «Что, разворачиваемся?»,– и я указал ему на мой боттомтаймер. Он отвязал ходовик, и дискуссия о том, кто главный сумасшедший возобновилась вновь. На этот раз каждый говорил, что это, несомненно, оба его напарника. Мы рассмеялись, собрались и направились на выход. Я оставил целую коллекцию стрелок-указателей и держатель для них (все это я обычно ношу в кармане) на ходовом конце.
Переключаемся на наши последние скутеры и оставляем в покое большие. Обычно быстрее и проще прокладывать последний отрезок ходовика, имея при себе лишь минимальный набор снаряжения – но мы проделали это, имея при себе все наше снаряжение. Чтобы без проблем добраться до оставленного по пути снаряжения, мы рассчитали все таким образом, чтоб у каждого все имелось в двойном экземпляре– я придерживаюсь этого правила каждый раз. Мы знаем, чего стоит начать, осуществить и вернуться с подобного погружения, и не только не слушаем никого, кто ничего подобного никогда не совершал, мы обращаемся к Правилу Номер Один при общении с любым, кто думает иначе чем мы. Возможно, это поможет вам понять, почему я не переношу B.S. (дерьмо собачье – Прим. переводчика) в любом его проявлении, и почему больше не обсуждается, что будет или не будет делать WKPP, и больше не обсуждается, кто лучше знает о подобных погружениях.
Достигнув отметки в 14 000 футов, мы начали собирать резервные баллоны. Свой я превратил в баллон ребризера, включив его в систему. Отключаю донную смесь, и мы отправляемся в путь. JJ и Брент, смеясь, проверили мой конвертор (до этого они его не видели). Я увидел, как они меняют регуляторы для обеспечения максимальной безопасности. JJ отломил ручку вентиля, открывая его. Ему пришлось просто открутить регулятор, я забрал баллон, а он переключился на резервный баллон. Мы привинтили на сломанный баллон другой регулятор, и присоединили его к остальным баллонам, транспортируемым на поверхность.
Движение к выходу заняло намного больше времени (все из-за баллонов, которые приходилось транспортировать). Мы подобрали в пещере все, кроме одного баллона – он пробыл там довольно долго, был покрыт наростами – и я испугался, что он порвет мой сухой костюм. Там также остался еще один, он лежит с 1993 года, и мы все время забываем вынуть его. Видя, как мы задержались из-за сильнейшего течения и массы транспортируемых баллонов, мы оставили их на отметке 6 500 футов. Вынос этого снаряжения будет целью следующего погружения – для этого понадобятся спарка, и мы сможем сделать это на открытом цикле. Затем мы сможем перетащить все это снаряжение к 3 500 футов, чтобы полностью извлечь из пещеры – и начать все заново.
Вслед за этим погружением нам предстоит заняться коварными затопленными туннелями, которыми не станет заниматься никто другой, завершить процесс очистки, который мы откладывали так долго, и затем необходимо заняться Леон Синкс, пока у нас имеется такая возможность (относительно чистая и прозрачная вода).
В следующем году мы сможем вновь заняться внешними проходами Вакулла Спрингс, поскольку они не ведут никуда, и мы точно знаем, как исследовать их один за другим, тратя на каждый не больше одного дня. К этому моменту, все наши ребята будут использовать ребризеры, и мы разъясним всем наши самые свежие трюки. Также, нам нужно наше снаряжение на других точках – мы слишком распылились, чтобы сохранять эффективность при исследовании 200 квадратных миль (520 км2) карстовых равнин Вакулла.
Через шесть часов после начала погружения мы достигли первой декомпрессионной остановки – мы провели ее на песчаном холме рядом с туннелем B. Мы знали, что команда, находящаяся наверху, будет серьезно обеспокоена, поскольку обычно мы заранее называем точное время всплытия. Это сильно беспокоит меня. Делаю остановку на 250 футах, 240 футах, а затем пропустил остановку на 200 футах, чтобы проверить – нет ли там кого. Там пусто. Я схватил бутылку Gatorade (изотоник,– прим. пер.) и вернулся на глубину 230 футов. Успел сделать один глоток, прежде чем потерял бутылку. Выключил свет, попил немного воды, вновь включил ребризер и стал парить в темноте. Не было никакого смысла смотреть на глубиномер или таймер, поскольку я все еще не рассчитал декомпрессионное расписание, да и декомпрессионных таблиц у меня с собой нет.
Однажды я нырял с Гевином, и на 120 футах, после нескольких остановок, он спросил у меня о декомпрессионном расписании. Я попросил его показать мне свое. У него такового не имелось. Я тоже сказал, что у меня расписания нет. Тогда он обыскал меня, проверив содержимое всех моих карманов и пролистав записные книжки. Он спросил у меня: «Ты не прихватил с собой New York Times?», – чтобы он мог почитать. Я ответил, что он может выйти из воды и принести таблицы из микроавтобуса, или, что я сам могу подняться, просмотреть расписание, вернуться и пересказать его. Все это пронеслось в моей голове… Я помню, как очень давно вынул таблицы из микроавтобуса и выбросил их в мусорное ведро.
Я задумался, могу ли я вылезти из воды прямо сейчас. 360 минут или ШЕСТЬ ЧАСОВ на глубине 285-300 футов– это звучит настолько нелепо, что я не хотел даже думать об этом. Я принялся рассчитывать погружение с полным насыщением. Я знал, что должно происходить на отрезке 250-180 футов (76-55 м), так что принялся рассчитывать все остальное. Я не мог придумать ни одной причины, чтобы проводить декомпрессию на протяжении более чем 3 часов, но зато знал несколько неопровержимых причин, чтобы сократить ее до 170-100 минут. Я мысленно разбил погружение на три отдельных отрезка: 120-40, 240-30 и 300 футов. На первом погружении я «очистился» после 20-минутной остановки на 40 футах, на втором – после 40-минутной остановки на 40 футах. Проходя декомпрессию после третьего погружения, мне пришлось бы делать остановки на 170 и 120 футах, что стало бы еще одним декомпрессионным погружением. Мои расчеты говорили, что все это можно сделать, даже не используя кислорода. Но мне не хотелось экспериментировать, поскольку на следующий день мне однозначно надо быть дома. Я точно знал, что это сработает, и решил перейти к декомпрессионному плану для 8,5 часов. Понимая, что не выйду из воды до 2 часов ночи я отправил наверх записку, чтобы Дон снял мне комнату в Вакулле, и у меня была возможность поспать пару часов перед отъездом. Пэноус снял комнату, я же поднялся вовремя, чтобы встретить Барри Миллера, выходящего из воды после погружения на 3 500 футов – второго за этот день (он, Крис Вернер и Тед Коул спустились вниз и собрали снаряжение, оставленное нами на отметке 3 500 футов).
Я не мог спать в «колоколе», поскольку каждый раз, когда я засыпал, я переставал дышать. Не желая умереть во сне после рекордного погружения, я продолжал бодрствовать. Я понял, что при таком низком уровне CO2 в крови и в моем состоянии, тело не видит причин для продолжения дыхания. При таком количестве запасенного в теле кислорода, обратные связи организма становились бесполезными и не могли работать до тех пор, пока кислорода в окружающем пространстве не стало бы меньше, чем в моем организме при 1 атмосфере. Для проверки я поэкспериментировал с ребризером и с чистым гелием. Я вышел через 150 минут на 30 футах (9 м) без каких-либо проблем и отправился к себе в номер.
В 5:30 я вернулся на пирс и связался с дайверами, все еще находившимися в воде. Вся команда WKPP еще была там, и все шло гладко. Я загрузил свое снаряжение и отправился в дорогу.
Подождав, пока это не стало приличным, позвонил Мерседес Скарабин, чтобы сказать ей, что с Брентом все в порядке, и что он уже пакует свое барахло. Я не смог дозвониться до нее сразу. И вот я ехал в одиночестве, и мне очень хотелось рассказать кому-то о том, что мы сделали. Рассказать об этом погружении. Я позвонил Кармайклу, оставил сообщение. Он перезвонил мне. Они с Биллом Ми сидели в доме Гевина. Он спросил: «Что я должен рассказать Гевину?». «Скажи ему восемнадцать тысяч. Он поймет». Проехал еще немного, размышляя о том, кому бы еще рассказать. Был лишь один человек, которому я хотел рассказать все, но не мог. Паркер Тернер. Я бы очень хотел все рассказать Паркеру Тернеру. Я помню его лягушку – у нее было имя, но я забыл его. Это была какая-то страннейшая жаба из тропических джунглей. Он говорил мне, что эта жаба – лучший пещерный дайвер. И остается таковым. Но мы – не слишком плохие «вторые». Я бы очень хотел, чтобы Паркер был рядом, чтобы я мог рассказать ему…
Рассказать как на обратном пути, приближаясь к Чироки Синк, я принялся выискивать старый конец ходовика, надеясь заметить петлю. Я не нашел, зато увидел по боттомтаймеру, что мы уже четыре часа под водой, и что фонари моих напарников начинают тускнеть. Мы дергались вперед и назад, пытаясь выровнять наши скорости. От дома нас отделяло 11000 футов (3400 м), мы сбивались ближе, чтобы видеть друг друга и ходовой конец. Я запутался в снаряжении Джаррода. По пути в пещеру я зацепился за Брента и показал ему фонарем, чтобы он остановился. Он немедленно постарался развернуться ко мне лицом, думая, что мне нужна его помощь. Но я схватил его за ногу и толкнул вперед, подавая ему световой сигнал «двигай вперед», одновременно отцепляя газовый блок моего ребризера от его этапного баллона – уж если мы вместе, мы вместе. Мы – команда.
Я развернул фонарь к лицу, чтобы проверить его силу, и он меня ослепил. Затем я въехал в потолок. Потянулся назад и проверил вентили – все было на месте. Это будет долгое путешествие. Шесть часов езды на скутере в гигантском черном туннеле. Вам, читающим эти строки, шесть часов могут показаться не слишком долгим сроком, но это время, примерно необходимое для того, чтобы добраться от Палм-Бич до Таллахасси. Очень важно быть на чеку. Постоянно натыкаешься на развилки, и неверный поворот откинет назад, не говоря уже о том, что можно оказаться отрезанным от своих резервных баллонов. Каждый из нас отслеживал направление движения, а я, как правило, оказывался замыкающим. Чтобы иметь возможность постоянно отслеживать показания компаса и часов, я периодически подсвечивал их фонарем. Точное представление о своем местонахождении в каждый отдельный момент времени – критично; если что-то действительно пойдет не так, должна иметься возможность принять верное решение, составить наилучший план действий.
Недалеко от конца старого ходовика мне показалось, что скутер замедлил ход. Я подал сигнал JJ, сообщив, что собираюсь перейти на второй скутер, он сообщил мне о том же. Иногда искушение врубить скутер на полную мощь непреодолимо. Мы постепенно увеличивали мощность скутеров, в надежде получить большую скорость – добились же ее снижения. В соответствии с нашими представлениями скутеры являются наиболее важной частью снаряжения, и мы всегда относимся к ним с некоторой подозрительностью. Мы оба перешли на новые скутеры и немедля выяснили, что те, которые мы использовали до этого, были полностью заряжены и ехали на максимальной скорости.
Несколько погружений назад, JJ попросил меня и Брента остановиться в самом начале погружения, а сам вернулся к нашим сопровождающим. Он вернулся, таща за собой оба их скутера и все свои.
Я узнал их – это были океанские скутеры, которые я сам изготовил. Они были рассчитаны на то, чтобы обеспечить максимальное время эксплуатации, а не наибольшую скорость. Я попытался взять у него один из них, но Джаррод не позволил. По мере того, как мы приближались к резервным скутерам, лежавшим на полу пещеры, он производил замену, увеличивая скорость – и каким-то образом к моменту, когда он достиг туннеля J, имел при себе ЧЕТЫРЕ скутера. Мы некоторое время смеялись над этим. На это раз после перехода на новые скутеры, мы не смеялись. Мы приступили к расчетам. Мне совсем не понравилась картина, нарисовавшаяся в мозгу – но надо двигаться: от выхода нас отделяет 10 000 футов, часы тикают, мы находимся на глубине 300 футов.
Примерно на 9500 футов (около 3000 м) мы подошли к нашим старым скутерам и баллонам. JJ и Брент подвесили свое снаряжение к выступу на потолке, пристегнув его к линю. Я уложил свое снаряжение на пол, в восьмидесяти футах от них, прижав ходовой конец к полу. Здесь создается иллюзия, что пол покрыт горами ила. На самом же деле здесь всего 4 дюйма ила лежат на твердой поверхности камня. Потолок находится на глубине 270 футов (83 м), пол – 300 футов (90). Я упал вниз и завис, перевешивая мой скутер. Решил сменить свои баллоны, предназначенные для данного отрезка пути, и потерял двухсторонний карабин. Нет проблем! Будучи настоящей задницей, я оставил запасной на ходовом конце – просто на всякий случай. Уронил и его. Я отлично видел следы обоих на поверхности ила. Предвкушая бесконечные поиски, я был весьма удивлен, найдя оба карабина на глубине всего 4 дюймов. Рад, что уронил эти карабины. Рад, что дышал гелием, мог висеть неподвижно в нескольких дюймах от пола, имея при себе три скутера, два скутерных баллона, четыре резервных баллона, и поднять с заиленного пола два карабина, даже не подняв мути – и все это, используя ребризер с двумя подключенными к нему 21-литровыми баллонами. Я вспоминал слова, сказанные мне Паркером Тернером: «Остаться в живых позволяют самые простые вещи». Я думал: «Сейчас мне помог мой базовый навык поддержания плавучести». Я также думал: «И как мне удается это при использовании ребризера?». Здорово, что я не учу этому, поскольку не имею ни малейшего представления о том, как это получается. Я вспомнил о первом вопросе на экзамене по использованию ребризера: «Что убило большинство дайверов, использовавших ребризер?». – Мой ответ был: «Нарушение Правила Номер Один». Джек Келлон был взбешен: «Загруженность задачами!!!». Он сказал мне, что Том Маунт ответил на этот вопрос правильно, и провалил меня и Билла Ми. Мы смеялись, выкрикивая: «Загруженность задачами!». Билл Ми и я – единственные люди, провалившие экзамен по ребризерам. Тем не менее, Маунт и Джек были правы – повернитесь спиной к змее, называемой «ребризер», и она укусит тебя.
У моего отца была немецкая овчарка по имени Лаки (Счастливчик, – Прим. пер).
Если вы шли, повернувшись к Лаки спиной, он кусал вас за задницу. Он кусал всех, кроме моего отца и меня. Его любимой жертвой был мой брат. Секрет заключался в том, что Лаки было необходимо приласкать, а, поворачиваясь к нему спиной, не показывать, что вы его боитесь. Все, кто не следовал этой методе, бывали покусаны. Некоторые вещи никогда не меняются.
Мы прошли проход, который начали исследовать несколько погружений тому назад. Я на мгновение осветил его своим фонарем, а затем отвернулся. Как правило, на каждом погружении мы делаем максимум возможного, но это погружение уже было закончено. Я автоматически проверил наличие катушки – она была на месте, оснащенная линем. Позднее, в районе 6500 футов, я выбросил ее – чтобы уменьшить сопротивление воды, а также и соблазн (для JJ).
Примерно в районе 8 000 футов (2500 м) мы двигались медленно, были перегружены, Брент и JJ перешли на резервные фонари. Мы продвигались к месту складирования резервных баллонов, чтобы подобрать их. Но слишком поспешили и потеряли ходовой конец. Он оказался порван и скрылся в иле, на большом расстоянии между точками крепления ходового конца, в туннеле, шириной в 120 футов (37 м) и высотой 50 футов (15 м). К тому же вокруг не было ни одного репера, относительно которого можно было проверить курс компаса. JJ и Брент шли впереди. Будучи замыкающим, я закричал в свой ребризер: «У меня нет идеи, где может быть ходовик!», – и показал им сигнал «потерян ходовой конец». Они немедленно замерли на месте, абсолютно без движений. Видя это, я продолжил сигнал и повернулся назад, выглядывая свой собственный «дымный» след. Даже в гигантской пещере, используя ребризер, вы оставляете след, состоящий из движущихся в воде частиц – вашу подпись. Я врубил свой мощный фонарь с никель– кадмиевой батареей и осветил компас, поднял его перед лицом, обнаружил «дым» и опустился к полу. Даже в пещере Таллахасси Таник Кэйв, если линь опускался в ил, он сохранял белый цвет. Бесполезно пытаться рассмотреть висящий ходовик, так что я, словно ловец креветок, двигался туда и обратно, перпендикулярно направлению туннеля. Не было необходимости использовать линь – ведь у меня было два лучших партнера, лучших из всех, кого можно найти в мире дайвинга – они неподвижно висели на своих местах. Это одна из ситуаций, в которой жизнь или смерть зависят от соблюдения Правила Номер Один. В Ваккулле вы можете несколько дней искать ходовой конец, и так и не найти его. Именно поэтому я ныряю с этими парнями – они знают, что делать, когда делать это и каждый раз они выполняют все абсолютно великолепно – в независимости от того, что происходит. Они действительно лучшие в этом деле.
Мне повезло, я достиг искомого результата при первом же проходе. Я повернулся и подал сигнал «я нашел линь, идите и проследите его впереди». Они так и сделали, и мы продолжили движение. Не было никакой необходимости восстанавливать ходовой конец, поскольку мы остаемся единственными людьми, кто когда-либо пробирался так далеко в пещеру.
Это был критический момент. Мы уже опаздывали и в соответствии с законами Мерфи, в момент, когда вы теряете ходовик, ОБЯЗАТЕЛЬНО перестанет работать ваш ребризер, или залипнет ваш скутер, или вы останетесь без источников света. Мерфи не мог упустить свой шанс при прохождении на 18 000 футов (другими словами, на этот раз нам повезло – Мерфи упустил свой шанс, но только потому, что впереди его ждал еще лучший).
Мы разгрузились на отметке 6 500 футов, готовые «вылететь» из пещеры. На расстоянии 6000 футов мы достигли перекрестка. Здесь два или три пути вели наружу. Резервные баллоны лежат в основном туннеле, но имеется и еще один туннель, которым хотели бы пройти – из-за его научной красоты, а также потому, что обычно вода в нем чище. Мы прошли по нему по пути туда, и он был в отличной форме. Однако, в потолке находится сифон с обратным течением, а также ключ на полу. Ходовик проходит вдоль потолка, но туннель нам достаточно хорошо знаком – так что мы можем двигаться вдоль дна. Но это только в одном случае (как мы обнаружили) – если с фонарями все в порядке.
Мы проверили наши запасы газов и посмотрели друг на друга, выбирая наиболее живописный путь наружу. Мы зашли за угол, ожидая в любую минуту оказаться в кристально чистой, прозрачной воде, но этот момент так и не наступил. В туннеле было сильное течение, и за пять часов с того момента, как мы прошли мимо этого прохода, видимость упала. Проплывая мимо знакомой точки крепления ходового конца, я понял, что случилось, но теперь ничего изменить было уже нельзя. Я думал, глядя на туго натянутый течением ходовой конец, «это течение вымыло ил из туннеля А и принесло его сюда – похоже, на поверхности прошли дьявольски сильные дожди!».
И вот Мерфи приступил к действиям. Мой фонарь умер, также как и вторые фонари JJ и Брента. Мы все перешли на резервные фонари. Я заметил, что Брент и JJ вооружились «крысиными» фонарями (Rat Light), у меня же был какой-то другой фонарь, бывший немного не в фокусе, но я не хотел переходить с работающего резерва и доставать «крысиный» фонарь. Я начал думать, что фонарь был не в фокусе из-за того, что в него попала вода – так что в скором времени он выйдет из строя. Я проверил свой фонарь с никель-кадмиевым аккумулятором, пытаясь выяснить, сколько энергии в нем накопилось. Развернул его к лицу, включил – тестовая трубка сломалась и заполнилась водой. Я немедленно выключил его – он мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО понадобится, если придется подавать сигналы. Что дальше?
Мы подошли к очень изящному скальному формированию, пробираясь вдоль потолка, освещая свой путь маленькими фонариками, и, конечно же, в этот момент отказал мой скутер. Я включил свой покалеченный никель-кадмиевый фонарь и подал сигнал JJ – и мы вдвоем опустились на камни, чтобы обменяться скутерами. Я быстро прикинул в голове – на моем втором скутере я смогу пройти еще приблизительно двадцать минут (возможно), но мой большой скутер мог протянуть не более пяти минут. Никель-кадмиевый скутер с часовым запасом жизни лежал в 1000 футов от меня. Насколько он теперь дееспособен? На полу между той точкой и выходом лежало четыре резервных баллона – вовсе недостаточно, чтобы выплыть наружу на ластах.
Мы прошли неуютное место и вслепую перепрыгнули на ходовой конец в туннеле А. Я проделывал это не менее 20 раз, но сейчас это было критически важно: сделать все правильно и добраться до скутеров. Пока мы шли к ним, остальные скутеры начали терять энергию. Это становилось рискованной игрой. Мы перебрали наше снаряжение, избавились от всего, что не было полностью заряжено, проверили запасы газов и приступили к прохождению последних 3 500 футов. Мой манометр показывал 2000 psi (138 Bar) донного газа. Я сбросил этапные баллоны и переключился на спарку. Тут я задумался: «Этот манометр показывал 2000 psi и два часа назад», – я спикировал вниз и схватил свой резервный баллон.
Теперь ходовик шел вдоль дна, в глубине, и видимость ухудшилась. Обычно мы просто следуем изгибам пещеры, по пути туда и обратно, но сейчас это было слишком рискованно.
Мы пошли вдоль ходовика. В результате мы забрались глубже и потратили времени больше, чем было запланировано, но Мерфи оставил нас в покое, и все прошло гладко. Чего мы не знали, так это того, что наша команда обеспечения была настолько обеспокоена, что Дон отправил Скота Ландона и Стива Страатсма на 3500 футов в пещеру, на поиски. Они прождали нас двадцать минут на развилке, на 3500 футах, и вернулись обратно, не зная, каким путем мы пошли. Рэт, Коул и Вернер вновь собрали снаряжение (они только что вернулись после 80-минутного обследования туннеля В, но имели при себе ПОЛНЫЕ СОТНИ (большие скутеры, – Прим. пер.) после своего погружения. Вернер прислонил свой скутер к дереву, чтобы позднее отправиться к отметке 3500 с Коулом и Рэтом – для сбора снаряжения. Крутые парни из WKPP!
Позднее, когда я выбрался из воды и ехал домой, я обдумывал, что же износилось и устало – мое снаряжение или моя голова? Я немедленно вынул скутеры из машины, провел все тесты – все имели огромный запас хода. Это мое воображение говорило мне, что скутеры начали терять энергию. Я проверил манометры – манометр на спарке был в отличном состоянии. Я начал с 3000 psi (200 Bar). Затем я переключился на спарку с этапного баллона, который я посчитал пустым – он был полон. Стрелка манометра этапного баллона из-за глубины застряла на нуле, так что я не использовал его. Я приступил к ремонту моего никель-кадмиевого фонаря только для того, чтобы увидеть, что по всей длине трубки идет трещина – все остальное было в полном порядке. Я проверил резервный фонарь – и он был в идеальном состоянии. Я попросил Джерри проверить мой ребризер. Мне показалось, что в нем изменены установки. Он сказал, что при последнем осмотре оставил все мои персональные настройки. Это был я – я слишком беспокоился. Я выполнил домашнюю работу, мое снаряжение было в полном порядке, и мы выбрались – несмотря на все старания Мерфи…
На что похоже прохождение в 18 000 футов? Ну, на прохождение в 18 000 футов, и, мне кажется, мы доказали, что мы – команда, подходящая для исследования Карстовых Равнин Вакулла. И пока вы не сможете сказать: «Был там, сделал это», – этот рассказ говорит: «Не все так просто, как это выглядит, но намного проще для нас, чем для кого-то другого». И так было всегда. Хорошая новость заключается в том, что мы только что выяснили, где самые лучшие пещеры, и на долгосрочной основе получили доступ к ним и будем исследовать их.
Некоторые считают, что у них «лучшая технология», лучшие навыки. Возможно они делают «большие донные времена», могут «утроить нашу дистанцию». Сделайте шаг вперед и протяните руку Лаки, и посмотрим, укусит ли он вас. Когда Лаки видит боевой оскал, он твердо бросается вперед!!!
Текст: George Irvine
Перевод: Кирилл «CELT» Егоров
Фото: David Rhea, Ron DeAmorim, Steve Auer, Anthony Rue
Метки: Тек Форс...
