Экспедиция в бухту Провидения от ВНИРО была организована водорослевой лабораторией, и работы планировались в прибрежных районах Берингова пролива. Участников было пятеро. Руководитель экспедиции — биолог и четверо аквалангистов. До отъезда, живя и работая в Москве и вращаясь в кругах, так или иначе связанных с подводным спортом, мы были знакомы, но совместное участие в экспедициях принимали только двое из нас – Олег Ярёменко и я.
В течение всей экспедиции, проведённой в начале 70-х годов, один из участников нашей поездки добросовестно вёл дневник, и я позволю иногда приводить цитаты из его записей. Вот как он, Валерий Абрамов, характеризует участников:
«Белоснежка – начальник экспедиции, ещё не волшебник, но успешно учится. Надя Толстикова – аспирант-биолог, уже много лет участвует в научных экспедициях.
Первый гном – наш Саныч – аквалангист, фотограф, кашевар. Человек действия и чёткой цели, за его спиной и благодаря его огромному опыту в экспедиции было спокойно. Саша Рогов – инженер, изобретатель-конструктор, с 1957 года инструктор подводного спорта.
Второй гном – Хлопотун – аквалангист, всегда бодр и весел. Верен своим идеалам, а их у него полный карман. Олег Ярёменко – к.т.н., Сашин ученик, разносторонний спортсмен, готов соревноваться со всем миром.
Третий гном – подводный охотник – аквалангист, великий рукодельник, вечный двигатель всей нашей техники, честен, верен, надёжен. Боря Клименко – аспирант МАИ, подводник с 1955 года.
Четвёртый гном – Муравейчик – аквалангист, ответственный за акваланги и погружения. В эмоциях сдержан, в экспедиции полезен. Валя Абрамов – аспирант МФТИ, приложил руку и кусочек сердца к этому дневнику».
К скромной характеристике, которую дал себе Валерий, прибавлю следующее: Муравейчик был в экспедиции незаменим, его невозмутимость и спокойствие, его энциклопедические познания и прекрасное умение погружаться с аквалангом под воду цементировали и целеустремляли нашу маленькую группу, можно сказать, Валя был душой экспедиции.
Край земли
Состав группы подобрался надёжный. Место, куда мы ехали, было в то время ещё не тронуто аквалангистами, и экспедиция обещала быть интересной. Мытарства в аэропортах, наконец, позади, и мы, прилетев через 150 меридианов, высадились в Уреликах – аэропорту бухты Провидения. Выйдя из самолёта, поняли что такое север – в конце июля холодно, как у нас в Подмосковье в ноябре. Первый раз сдаём наш многострадальный багаж в камеру хранения без скандала.
Огрвопросы с пограничниками тоже решаются в мирных тонах, наконец, и транспорт найден – это самоходная баржа, и нам можно отправляться к месту работ. Жить мы будем на диком океанском берегу, в самом устье бухты Провидения. Обследуя берега с баржи, мы выберем первый пункт сами, а дальше жизнь покажет, как поступить.
Баржа движется у берега, мимо проплывают сопки, много осыпей из разрушенного морозом и ветром камня, сопки голые – трава редкая и хилая, а кустики встречаются совсем редко. Вспоминаю рассказы Джека Лондона о суровой стране, где сильные и смелые люди, забыв тепло и уют, далеко от дома бились за золотую жилу. Нам в этих людях нравились любовь к жизни, горячие сердца, упорство, с которым они побеждали голод, холод и горе. Теперь и мы на широте Юкона, а на Чукотке и Аляске – родных сёстрах, всё то же: и сопки, и реки, и тундра, и прошлогодний снег, но нет золотой лихорадки, а есть баржа, которая несёт нас в неизвестное. На судне мы среди людей, которые готовы нам помочь бескорыстно и всем, чем могут. Они высадят нас на необитаемом берегу, но будут помнить о группе и привезут в нужный день хлеб, сахар и частичку своего тепла. Это мы знаем наверное.
Баржа причаливает к берегу, войдя в маленькую бухточку Пловер. Здесь когда-то потерпела крушения американская охотничья шхуна – вот и названа бухта её именем. К крутому берегу прижался разрушенный посёлок, он безлюден и заброшен. Лет десять тому назад с крутого склона сошла лавина снега, она разбила дома, были жертвы. Раньше здесь жили пограничники, рыболовы и охотники из приезжих, но никогда местные жители – чукчи – не селились под крутыми склонами; все, кто жил в посёлке, были неопытные и невнимательные люди.
Сейчас снега нет, и мы решаем устроить в посёлке нашу базу: первый лагерь аквалангистов начинает жить.
Домов в посёлке много, но они разрушены – время и случайные заезжие «поработали» здесь. Находим один уцелевший балок-будку на полозьях, но крыша светится насквозь, печка разрушена, окна выбить и дверь сорвана с петель. Надо восстановить балок, хотя настроение испорчено встречей с запустением и проявлением бездушия людей, явно не северян.
Баржа уходит, и мы начинаем обживать Пловер. В одном конце посёлка находим бочку с бензином – горючее пригодится для компрессора, в другом – родничок с водой, которая бежит по ледяному ложу. Так что есть у нас и вода, и топливо, и «холодильник». Немного труда, смекалки, и можно будет жить с комфортом. В балке две комнаты, — одна для Нади, вторая для нас. Очень удачно получилось – курящих среди нас нет, и мы рады, что проблем на этот счёт не будет.
Устроив быт, начинаем готовить снаряжение, надо заглянуть за голубой барьер Берингова моря и начать сбор водорослей. Здесь, у побережья Чукотки, на подводные луга ещё не погружалась драга исследователя, ещё не опускался аквалангист.
Длина береговой линии нашей страны вместе с островами составляет многие тысячи километров, и везде водорослевый пояс зелёным ковром покрывает прибрежный склон, сотни морских растений, крупных и мелких, населяют богатые кислородом, прогретые и освещённые солнцем верхние слои воды.
Но свет и тепло от солнца наши моря могут «ловить» не одинаково. На Беринговом море, например, лёд сходит в начале июня, и вода за лето успевает прогреться лишь до плюс 2-3 градусов по Цельсию. Японское море, наоборот, почти совсем не замерзает, но водоросли растут и там, и здесь. Но какие? И как обилен и густ их покров?
Такой интерес к водорослям не случаен. В Японии, например, морская капуста – ламинария – национальное блюдо. Как считают специалисты, она играет немалую роль и в том, что в этой стране почти не распространены сердечно-сосудистые заболевания. Водоросли используют не только в пищевой промышленности, но даже в таких отраслях как геология, там раствор из водорослей заливают в скважины, смачивая буры и уменьшая вязкость самых липких глин. Специалисты изучают неисчерпаемые возможности использования водорослей человеком – подводный лес, кустарники и травы таят в себе ещё много ценного и непознанного. Под водой сосредоточена значительная масса растительности нашей планеты, именно она дает планете «львиную» долю кислорода. От водорослей прямо и косвенно зависит существование всего живого мира воды.
Понятен интерес человечества к морю, понятен интерес его и к водорослям, и мы, всего лишь одна из его разведгрупп, будем нырять и собирать образцы растительности, снимем на плёнку подводный мир – мы как бы глаза и руки пославших нас специалистов из ВНИРО.
Первому погружаться выпало мне. Отплыв от берега на всю длину страховочного фала – метров на 60, я просигналил и нырнул. Сначала холода не чувствовалось, вокруг была серо-зелёная дымка, постепенно переходящая в зеленоватый сумрак. На глубине 15 метров я очутился в «заколдованном шаре»: вода и свет создавали оптический эффект; куда бы я ни посмотрел – везде вогнутая стена сферы, за которой непроглядная плотная муть. Рассеянный свет проникал со всех сторон, но радиус видимости ограничивался 3-4 метрами. Я потерял ориентировку, крутясь в этой сфере, но, наконец, установив по капроновому шнуру, кусочек которого словно упирался в ту же тёмную стену, расположение берега, а по воздушным путям, идущим из автомата акваланга, верх и низ пространства, продолжил погружение.
На глубине 25 метров стало светлее, показалось дно. Ровная, будто мощёная окатанными валунами площадка белела внизу, отражая свет. Водорослей не было видно. Я круто изменил маршрут – начал продвигаться к берегу. Дно стало подниматься, на откосе попадались ежи и балянусы, крабики-паучки, актинии. Морские «цветы» были такой величины, что я начал их фотографировать. Размеры ножек этих красавиц достигали толщины трёхлитровой стеклянной банки, а «лепестки» щупалец, каждый длиной с вершок, раскинулись веером.
Вся придонная растительность была завешана кисеей из рыбьей молоди, мелкой рыбёшки у дна было так много, что вода казалась мутной.
Наконец на глубине 10-15 метров обозначилась нижняя граница водорослевого пояса, несколько одиночных ламинарий цеплялись за крупные камни. Показался круг водоросли, названия которого я не знал, «листья» его круто изгибались и были прошиты ровными рядами отверстий. Сорвав незнакомое растение, я поплыл дальше.
Дно заметно поднималось, становилось всё светлее и светлее – это свет отражается ото дна, и я хорошо разглядел друзы мидий и модиол, ярко-зелёный «морской салат» ульвы и кустики бурых водорослей. Прямо по курсу, на ровной галечной площадке, припорошенной илом, виднелось возвышение. Подплыв, я обнаружил горку цилиндрических предметов, беспорядочно лежавших на дне. Диски сероватого цвета были размером с оркестровый барабан, с боков их торчали небольшие отростки, по два шипа виднелись на каждом.
Горку неведомых огромных шайб облюбовали морские ежи. Выдернув свободной рукой одну из них, я попытался разглядеть находку поближе. Слой ила и ежи слетели с поверхности, и стали видны характерные слои волокон, образующих эти диски-цилиндры. На их торцах были углубления-впадины наподобие мелких тарелок. Предположил, что эти позвонки крупного морского животного, скорее всего то были «детали» позвоночника разделанного вблизи Пловера кита. Я попытался прихватить с собой одну шайбочку, но тяжёлая и скользкая кость вываливалась из свободной руки. В другой я держал фотобокс и незнакомую мне водоросль (последние были более ценны) и, оставив трофей, сфотографировал сквозь поднятую муть лишь груду того, что некогда было морским великаном.
Прибрежная полоса донных растений оказалась шириной в 15-20 метров и оканчивалась у осыпи свежей щебёнки на глубине 3-4 метров. Ни в Белом, ни в Баренцевом, ни в Японских морях не встречал я подобной картины: берега Чукотки, там, где скалы вплотную подходят к морю, усыпаны мелкими остроугольными камнями. Наверное, горные склоны систематически разрушаются стихией, образуя осыпи. Щебёнка скатывает в море, попадая под обработку волнами.
Плавая у берегов, мы отмечали характерную картину формирования подводных склонов в бухте Провидения: на значительной глубине — слои круглой гальки, окатанной волнами, они покрыты вековыми наносами или, выше – галька, окатанная волной, но с чёткими округлыми гранями, и уже у самого берега – навалы щебёнки со свежими остроугольными краями. Наверное, на таких склонах можно проследить весь процесс образования каменного ложа моря. Думаю, наши наблюдения покажутся интересными специалистам.
Плавая в бухте Пловер, мы сделали несколько десятков «разрезов» морского дна. Каждое наше исследование шло от берега в глубь залива, прорезая водорослевый пояс до самого его конца. Плывя таким образом по линии маршрута, на отведённых местах мы брали пробы – накладывали на дно квадрат-рамку размером 75х75 см и выбирали из этого участка всех животных и растения. Рядом с рамками собирали водоросли для гербария. Надя разбирала весь сбор, взвешивала его и укладывала огромные и малюсенькие водоросли на белые листы бумаги, отмечая глубины, с которых они подняты, и даты их взятия.
Кстати, водоросль, поднятая мной при первом погружении, оказалась агарумом, но к агарносам она никакого отношения не имела – просто созвучное название. Оказалось, что это нередкое растение и большой ценности не представляющее.
Каждый из участников экспедиции выполнял, как отметил в дневнике Валя, определённый объём работ, отвечая за свой дело. Но каждый из нас, аквалангистов, выполнял и главную задачу – проведение подводных поисков, беря рамки с водорослями.
Боря, например, отвечая за работу компрессорной установки, участвовал и в подводных работах. Обследуя участок дна между 6-м и 7-м «разрезами», он нашёл затонувший парусник. Разрушенное деревянное судно находилось недалеко от берега, и нам удалось побывать около него.
Судёнышко, а скорее всего это был охотничий парусный бот, почти всё ушло в песчаный ил. Мачты его, сломанные неизвестной силой, лежали рядом, зарывшись в ил. Многочисленные водоросли оседлали корпус парусника и развевались над ним, и, находясь среди останков охотничьего бота, я понял, каким грозным был первый виденный мной фрегат «Паллада» и каким беспомощным среди бурной стихии был второй, смятый ею.
Однако ещё несколько слов о разрезах. Вот как Валя записал в дневнике: «…3 августа… На 7-м разрезе полно водорослей и очень мелко. Ушёл от берега на 100 метров, а пояс водорослей ещё не закончился. На берегу обеспечивает Саша, а с ним очень приятно работать – даёт чёткие, сильные сигналы, зря водолаза не дёргает и всё время следит за натяжением конца… Начиная с 7-го разреза, я стал применять новую методику погружения, и почти в два раза стало расходоваться меньше воздуха. Вначале ещё, не отжавшись, в раздутом «Садко-2» я плыву по поверхности до конца пояса водорослей. Чтобы не сбиться с курса, мне с берега дают команды: «левее, правее». Дойдя до конца линя и обжав костюм, беру первую рамку и даю три рывка, после чего Саша за сигнальный конец не спеша вытягивает меня. В это время, плывя к берегу, я намечаю места для следующих рамок, при этом на плавание до очередной рамки и обратно воздух не расходуется – можно дышать прямо из атмосферы, а не из аппарата, экономя силы и кислород, так как питомзу с пробами вытаскивают на берег за сигнальный конец без усилий с моей стороны…
…7 августа… 12-й разрез, самый дальний от нашего лагеря. Рядом суровые скалы, о которые в мелкую пену разлетаются набегающие волны. У берега довольно большой снежник. В этом месте хотели погружаться все, кинули жребий – выпало Олегу, но мы, посоветовавшись, решили, что в воду пойду всё же я.
В воду вошёл довольно легко и быстро отплыл от берега, дал рукой сигнал – «всё в порядке” и ушёл под воду. Под водой те же огромные глыбы серого камня, что и на берегу, небольшая муть от прибоя, но водоросли совершенно не похожие на те, что были в бухте. С большим трудом удалось отодрать их от камней. В открытом море водоросли прикреплены к камням гораздо лучше, чем в бухте. Впечатление от погружения отличное…»
На снимке хорошо видно, как “легко” было входить Вале в море, встречающее его метровыми валами волн.
Однажды к нам в лагерь приехала представительница прессы – корреспондентка местной газеты Лена, она должна дать об экспедиции материал в газету. Приезд её совпал с моментом подготовки к погружению во владения Нептуна нашей начальницы – Надежды. Она давно хотела нырнуть к своим любимым зарослям и посмотреть, как они там на дне поживают. Страховать Надю решили послать Бориса, и, как оказалось, не напрасно. Вот запись со слов Нади о её первом с аквалангом погружении: «…С утра ждала погружения с дрожью в сердце. От аквалангистов я теоретически знаю даже, что за чем надевать. Теперь я должна ощутить сама чувства подводника. 
Начали собираться, и вдруг приехала баржа с Олегом, Сашей и Леной. При столь обширной публике я решилась – «для истории». Пока одевали меня, «Пловерпрессфото» засняло весь процесс. Одели меня в «Садко-2», но мизерное отверстие, связывающее меня с миром, и энное количество килограммов железа сделали своё дело – я устала, всё начало давить, пришлось снять шлем, и после долгих разговоров я согласилась покорить океан «с открытым забралом» – без специального шлема со встроенной маской. Ограничились резиновым подшлемником с обычной овальной полумаской. Со мной под воду пошёл Боря. Для большей тяжести, ввиду дефицита легководолазных грузов, на него были намотаны цепи от якоря, найденные ребятами на берегу, внешний вид Бориса впечатлял.
Пока погрузилась по-настоящему, раза три поднималась наверх. Один раз из-за боли в ушах. Наконец Боря удачно затянул меня на дно, я успела продуть уши, что у меня даже в самолёте плохо получается, и, пройдя мутный слой, очутилась на дне морском.
Впервые в своей жизни я увидела сон наяву. Огромный куст агарума колыхался тёмным, загадочным существом, а рядом с ними была поляна. Из-под куста высунулся бычок, я увидела ёжиков и актинии. Боря был рядом, и это меня успокаивало, хотя я, наверное, и не помнила о нём в этот момент.
Я ещё поплавала, но вдруг заломило в ушах, и я в темпе начала подниматься наверх, но меня что-то не отпускало. Я сначала не испугалась, так как решила, что мне трудно плыть из-за моего неумения. В это время Боря потерялся куда-то, вот я и умудрилась за эти «беспризорные минуты» зацепиться за затонувшую железку. Это, как потом я узнала, являлось примером «классического» зацепа. Затем появился Боря и спас меня от этой путаницы.
Ещё раз я решила идти на дно, но быстрый спуск на крутом склоне сдвинул мне акваланг на макушку, что меня очень умотало, силы иссякли. Очень большое нервное напряжение дало о себе знать, поэтому старшой запретил повтор. Я очень счастлива, что сумела опуститься под воду.
После подводного крещения на обед была жареная молодая картошка – объедение!»
На новое место работ – к вершине бухты Провидения – бухту Всадник мы перебрались после завершения всех запланированных дел: последний 30-й разрез выполнил Валя, и мы стали собирать вещи. Там, где мы собирались разбить лагерь, место было голое и дикое: на берегах бухты, кроме каменных россыпей, вблизи воды не росли даже кустики. Поэтому кусок щитового дома пошёл на пол для палатки.
Наш лагерь состоял из двух палаток, в большой, шестиместной, мы жили, в двухместной организовали лабораторию. Быт наладился быстро, и уже на следующий день начали погружения в залив.
Работы на Всаднике ничем не отличались от предыдущих. Олег, правда, считал, что нашёл настоящую красоту на Беринговом море, в разрезе, который он делал, попадались огромные актинии и крупные водоросли, крабы и целое кладбище домиков балянусов, размеры последних и поразили Олега. Скорлупу балянуса с кулак он вытащил на берег с торжеством победителя морских глубин.
Приходило время окончания экспедиции, и, надо сказать, после отъезда Лены-корреспондентки у нас как бы открылось второе дыхание, мы, давая ей интервью, по-новому, более просто взглянули на наше дело, на самих нас, и многое нам стало более понятным, более близким. Появилось такое чувство, как будто мы прожили вместе не двадцать дней, а все те годы, которые каждый занимался подводным спортом. Рассказывая о пройденных экспедициях, мы как бы вместе делили былые радости и горести, нам стало грустно и непонятно, что ещё вчера Надя чувствовала себя виноватой в том, что в нашей экспедиции слишком много трудностей, а мы, аквалангисты, винили себя в том, что работы продвигаются слишком медленно.
Оказалось, например, что работа делается лучше, чем можно было предположить в Москве, и что многие трудности могут быть преодолимы, если все дружны и целеустремленны.
Работы закончены. Валя правит дневник, дописывает пропущенные эпизоды. Олег загрустил, ему хочется домой, на работу. Надя разбирает и упаковывает морской гербарий, Боря ей помогает. У меня хлопоты по фотоделам, надо допроявить контрольки-плёнки, снятые в последние дни из разных аппаратов. Если образцы будут неудовлетворительными, то может быть удастся что-нибудь доснять, но для этого осталось всего полдня, сегодня – 21 августа – и завтрашнее утро, а после обеда 22 придёт баржа.
По законам линейной оптики
Боря уединился в лаборатории и доделывает подводный фонарь необыкновенной силы, раньше ему было некогда – неотложные дела по обеспечению нас воздухом были на первом месте, а теперь времени у него прибавилось. К вечеру фонарь-фара готов, и Боря агитирует Валю на ночное погружение. Мы с Олегом остались в скептиках, Надя нейтральна. Боря уговорил Валю, и страховать ребят идём все охотно.
Вот рассказы всех участников ночной прогулки: и водолазов, и обеспечивающих.
Рассказывает Боря: «…К этому погружению я стремился ещё в Москве, когда делал фару из специальной авиационной лампы, но во время экспедиции провести такое погружение никак не удавалось, и вот в 12 часов ночи вся наша пятёрка в несколько приподнятом настроении, несмотря на усталость после рабочего дня, отправилась к месту последнего разреза. Я в своём костюме с самодельной фарой, Валя в «Садко-2» с Сашиным фонарём «Аквалюкс», а Саша, Олег и Надя на резиновой лодке. Море светится голубыми блёстками, фара под водой бьёт дальше 10 метров. Мы с Валей забрались на глубину 15 метров, позади заросли ламинарии и ульвы, взяли по паре камчатских крабов, теперь и крабового мяса отведаем, и чучела изготовим. Видели рыбу, ежей и звёзды.
Удивительно, но мы видели друг друга даже при выключенных фонарях. Луны нет, только крупные, яркие звёзды. На поверхности очень темно, почти нет границы между небом и сопками, между водой и воздухом. С лодки Олег, Саша и Надя пробовали светить обычным фонарём, снизу он похож на маленького светлячка».
Рассказывает Надя о том, что она видела с лодки: «…Как только аквалангисты погрузились в воду и зажгли свои лучи, мы, сидящие в лодке, замерли от картины, открывшейся нам. Олег перестал грести. Тёмная ночь накрыла бухту Всадника, и сливалось чёрное небо с серебряными звёздами, с чёрной водой, пронзённой серебристыми лучами фары и фонарика наших аквалангистов. Если луч света падал мимо аквалангиста, то была ощутима чёрная бездна, где луч света не находил опоры. Когда луч вырывал из мрака силуэты аквалангистов, наступала фантастика. Человек и бездна начинали обретать связь благодаря лучу света…»
Олег добавлял: «…В эти минуты мы жалели, что нас не было в ночном подводном мире, и что никто из людей не видел этой красоты. По сравнению с моими ночными погружениями в Японское море и Каспии со слабеньким подводным фонарём это погружение более необычное и впечатляющее. По правде говоря, я не ожидал, что это будет такое зрелище, и хотел, как Саша, чтобы все улеглись спать. Вид ночного погружения трудно передать даже на киноплёнке – это надо увидеть своими глазами в натуре. Когда ребята плавали, было три чувства: восхищение, зависть и досада, что это уже последний день».
Рассказ Вали: «…Это было моё последнее погружение на Беринговом море, про него уже много и хорошо рассказали ребята. Думаю, что мы надолго запомним эти сказочные минуты… Мы с Борей несколько раз погружались и всплывали на поверхность сквозь сверкающие искры пузырьков воздуха, плавали вдоль дна, где все цвета стали ярче и сочнее, чем днём, а особенно запомнилась нежно-зелёная ульва, сплошным ковром покрывающая поляны между кустами ламинарии… Очень не хотелось выходить из воды и расставаться со сказочным морским дном… Меня спрашивали, что я испытал во время ночного погружения, не было ли волнения и страха? Я плаваю под водой скоро 10 лет и всё равно перед погружением волнуюсь. Я считаю, что те, кто говорит, будто они не волнуются, погружаясь под воду, или лицемерят, или лишены всяких эмоций.
Правда, каждый волнуется по-разному, по-своему. Меня волнует новизна впечатлений и встреч под водой… волнует сам процесс встречи с водой, вторжение во враждебную стихию, встречи с её обитателями… если это чувство радостного, «предстартового» волнения пройдёт, то я, скорее всего, перестану плавать… Олег считает, что я подавляю эмоции, думаю, что он ошибается, просто я не привык их выражать».
Вот так закончилось наше последнее погружение в глубины Берингова моря. Надя успешно использовала добытые нами материалы для своей научной деятельности, позже она ещё раз побывала здесь. На следующий год Валя Абрамов и Борис Клименко ходили с ней к берегам Чукотки на исследовательском судне, продолжая начатые работы.
А в тот раз, уезжая на барже из бухты Всадник, мы повторяли слова Тура Хейердала: «Мы начали путешествие как друзья, а окончили как братья».
Текст и фото: Александр Рогов
Рубрики: Путешествия, Экспедиции
Метки: История и подводная археология...
