Архивная статья из № 3 за 1999 г.
…Сказать по правде, английского посла в Турции лорда Элгина беспокоило не столько назревавшее в 1802 году восстание в Афинах (Греция в ту пору все еще принадлежала Османской империи. — С.Б.), сколько всплески неизбежных при кровопролитных войнах актов вандализма. Под угрозой оказались античные скульптуры мирового значения. И поистине бесценным среди раритетных древностей был фриз Парфенона.
«Лучшего укрытия, чем Британские острова, для сокровища не найти», — рассудил лорд. Фриз сняли, упаковали в шестнадцать вместительных ящиков и отправили на бриге в Англию. Но само Провидение воспротивилось этой завуалированной форме грабежа культурных ценностей: в пути судно попало в шторм, наскочило на скалу вблизи острова Китира и затонуло на глубине шестидесяти футов.
Впоследствии оказались тщетными попытки поднять затонувший бриг нанятого лордом Элгином итальянского предпринимателя, равно — и усилия экипажа английского военного корабля. От помощи русских военно-морских офицеров, поддерживающих греков в борьбе за независимость, Элгин отказался. Подняли скульптуры — после двух лет изнурительной работы — ныряльщики с острова Самос. После доставки скульптур в Англию, лорд продал их Британскому музею. Там они по сей день и находятся.
…Без малого через сто лет фактически на том же самом месте, снискавшем недобрую славу корабельного кладбища, едва не затонули две греческие парусные галеры, занимавшиеся промыслом губок в облюбованном местечке у порта Махдия. Возвращаясь из Туниса на родину, они вынуждены были укрыться от шторма в бухте острова Антикитира. Чтобы не терять времени, капитан Деметриос Кондос, который был «по совместительству» и старшим водолазом, приказал одному из своих подчиненных — Элиасу Стадиатису — надеть шлем и отправиться на добычу губок.
На глубине 150 футов Стадиатис встал ногами на затонувшее судно. Водолаз мог лишь догадываться об этом, ибо корабль, как потом выяснилось, пролежавший на дне более двух тысяч лет, покоился под курганом из отвердевшего ила.
Тем не менее, часть груза судна оставалась снаружи. Водолаз, сконцентрированный на поиске губок, оторопел: его взору предстали выступающие из темного ила огромные белые лошади, бронзовые и мраморные фигуры обнаженных людей. Стадиатис ухватился за руку одной из них. И (о ужас !) она отломилась. В панике ныряльщик дал сигнал подъема. Капитан Кондос быстро сообразил, что означает находка подчиненного. Он тут же спустился под воду с рулеткой и сделал замеры всех обнаруженных предметов. Вместе со Стадиатисом они побывали в Афинах, откуда к месту корабельного кладбища вскоре отправилась первая национальная археологическая экспедиция. Это было большое событие не только в жизни Греции, но и всего мира: наступала эра подводных раскопок.
Фактически, первые изыскания пришлось вести малограмотным ловцам губок, которые не имели никакого представления о технике археологических раскопок. Дело в том, что в ту пору никто из профессиональных искателей древностей не был подготовлен к спускам под воду: даже профессионалам такая глубина представлялась немалой, а о принципе ступенчатой декомпрессии еще ничего не было известно. Более того. Хотя водолазы и ограничивали время пребывания под водой пятью минутами и даже в хорошую погоду совершали не более двух погружений в день, из шестерки ныряльщиков «первого набора» один умер, а двое на всю жизнь остались калеками. Жертвы были не напрасны: благодаря этим людям, через две с лишним тысячи лет в Грецию вернулись бесценные мраморные и бронзовые скульптуры. Они хранятся сегодня в Национальном музее в Афинах.
…Строго говоря, эти находки были не первыми античными посланцами из глубин моря и веков. И раньше в рыбачьи снасти попадались древняя утварь, головы, обломки конечностей, фрагменты туловищ, а иногда — словно бы только вчера вытесанные из камня или отлитые в бронзе статуи, — так великолепно они сохранились. Встречались среди улова монеты, золотые и серебряные чаши. Терракотовые двуручные кувшины рыбаки за ценность не считали, их тут же выбрасывали за борт. Теперь о находках амфор немедленно сообщали археологам: сосуды служили верным признаком того, что где-то рядом покоится затонувшее судно. А за подобную информацию причиталось вознаграждение.
Вторая значительная находка — в районе тунисского порта Махдия — тоже записана на «боевой счет» ловцов губок. Греческий ныряльщик промышлял в трех милях от берега на глубине ста тридцати футов, когда увидел на дне, как ему показалось, стволы пушек. Облепленные ракушками и водорослями, они едва виднелись из песка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это мраморные колонны, а стоило потревожить придонный ил, обнажились несколько бронзовых и мраморных статуй.
О своей находке водолаз рассказал лишь нескольким своим товарищам. Сообща они подняли все, что смогли, и помаленьку сбыли ценности богатым туристам. Дело в том, что судно покоилось во французских территориальных водах, и греки поступали противозаконно. Затони посудина чуть-чуть дальше от берега, никто не смел бы помешать им заниматься сугубо частным предприятием, равно как и претендовать на остатки затонувшего судна, пролежавшего на дне моря две тысячи лет. Хотя, фактически, греки просто возвращали себе имущество, украденное у их предков римлянами во времена, когда французов и на земле-то не было. Французские власти объявили находку своей собственностью и передали работы по поднятию ценностей опытным археологам. Греки — ловцы губок — понадобились им в качестве технических исполнителей.
Так был обнаружен еще один римский корабль, унесший в глубины тонны произведений античного искусства. И снова спуски под воду не обошлись без жертв. К сожалению, ни греческие водолазы, ни французский военно-морской офицер, возглавлявший работы, — лейтенант Тавера, еще не имели только что опубликованной в Англии таблицы декомпрессии профессора Дж. С. Холдейна. Они осуществляли декомпрессию по старинке — методом Поля Берта. Несколько водолазов заполучили кессонную болезнь, а некоторые навсегда были отлучены от подводной работы.
Очень мешал ил, облаками поднимающийся вверх при малейшей попытке подкопаться под колонны. В то же время, именно он помог сохранить сокровища. Помимо колонн под полусгнившей деревянной обшивкой толщиной в восемь дюймов были обнаружены мраморные капители, цоколи, дверные и оконные перемычки. Римляне, похоже, разграбили греческий храм.
Обнаруженные произведения искусства позволили сделать вывод, что судно отправилось в свое последнее плавание из порта Пирей, а также — послужили достаточным основанием для определения учеными времени плавания. Археологи заключили, что грузы составляли часть награбленного во время нашествия римлян на Афины в 86 г. до н.э. Но на главный вопрос ответа не было: почему судно оказалось у берегов Туниса? Откуда и куда оно направлялось?.. Были и другие вопросы без ответов.
Пять летних сезонов продолжались работы на затонувшем судне. В 1913-ом они были приостановлены из-за отсутствия денег. Вынужденный перерыв в археологических раскопках растянулся на долгие 35 лет. Лишь в 1948 году в порт Махдия пришла океанская плавучая водолазная база французского военно-морского флота «Эли Монье». На ее борту находились легендарные Кусто, Тайе и Дюма. Они возглавляли «группу по научным изысканиям под водой». И хотя времени было мало, Тайе (как старший по чину) решил провести в Махдии как можно больше времени, рассчитывая, что удастся найти некоторые ценности, а также попрактиковаться в области подводной археологии. Но с самого начала группе пришлось так тяжко, что казалось невозможным справиться даже с главным заданием первого этапа работ — найти затонувший корабль.
Карта, которую составил в свое время лейтенант Тавера, пользы фактически не принесла: окружающий ландшафт сильно изменился, как и три пары наземных ориентиров — замок с пристанью, куст с вершиной холма и часть оливковой рощи с ветряной мельницей. Пристаней стало четыре, куст затерялся в лесу, а мельница разрушилась. Решили искать судно с помощью аквалангов.
Было известно, что корабль покоится приблизительно в трех милях от маяка на глубине 127 футов. Когда плавучая база обнаружила место с такими параметрами, на дно сбросили стальную проволочную сетку общей площадью 1000 квадратных футов с ячейками 50х50 футов. Два дня водолазы спускались под воду, но — безрезультатно.
Затем попытались применить подводные сани. Это занятное приспособление сконструировал член группы Жан Алине. Автора спустили на дно с его детищем и волокли по дну много миль. Тщетно. И лишь Тайе, которого тянули под водой на канате, обнаружил в песке нечто похожее на ствол орудия.
На следующий день начались интенсивные раскопки. Чтобы избежать длительных остановок для декомпрессии, погружались под воду не более, чем на пятнадцать минут. По сравнению с тем, что удалось претерпеть греческим водолазам, руководимым Тавера, положение этой группы было не таким уж трудным. Даже течение, так докучавшее старым ловцам губок, не причиняло никакого беспокойства «людям-рыбам», не привязанным к морскому дну. Что и говорить, свободному водолазу легче заниматься подводными археологическими раскопками, чем исследователю в скафандре.
За оставшиеся до ухода «Эли Монье» шесть дней водолазы успели пробыть под водой около одиннадцати часов и отправили наверх четыре колонны весом в несколько тонн каждая, две капители и два цоколя. Был найден римский жернов, а также две свинцовые части якоря по три четверти тонны каждая. Очень помогли при разгадке тайны затонувшего судна найденные на нем медные гвозди. Длинные шпангоуты из ливанского кедра все еще хранили следы защитного желтого лака. Сохранность дерева превзошла самые оптимистичные прогнозы корабелов того времени.
В следующий раз Кусто и Дюма приехали в Махдию осмотреть затонувшее судно через шесть лет. Здесь уже полным ходом шли работы, развернутые по приказу директора управления античного искусства.
Человек, мало-мальски освоивший акваланг, способен извлекать ценности с затонувших судов куда с большей легкостью, чем коллега-кладоискатель из раскопа на суше. Это со всей очевидностью доказали ловцы губок, растащившие «на сувениры» едва ли не полкорабля. Французские власти не сплоховали: они привлекли на помощь любительские клубы, которые не только извещали о своих находках, но и действовали как подводные полицейские, пресекая хищения. Самым известным был Альпийский подводный клуб под предводительством Анри Брюссара из Канн. Он был первым аквалангистом-«искусствоведом» в том смысле, что обнаружил в районе Махдии затонувшее судно с произведениями античного классического искусства.
Все произошло примерно за месяц до появления в порту «Эли Монье». Причем, находка стала следствием счастливой случайности. Анри Брюссар — опытный водолаз — однажды ошибся и вложил в пояс, который аквалангист навешивает на себя для лучшего равновесия под водой, свинца чуть больше, чем нужно. Промашка была бы совсем безвредной, если бы не одно обстоятельство: когда водолаз плыл, его постоянно тянуло ко дну, от которого то и дело приходилось отталкиваться. Так Брюссар и наткнулся на почти неразличимую в песке амфору. Позже к месту находки прибыла «Эли Монье» и, после непродолжительных поисков, водолазы обнаружили затонувшее судно. Возраст амфор датировался 1 в. до н. э. Самой «говорящей» находкой стал медный гвоздь. Вместе с тем, что ранее был найден в Махдии, его отправили в военно-морскую лабораторию. Химический анализ показал: вплоть до незначительных примесей в металле, состав обоих гвоздей совершенно одинаков. По всей видимости, медные собратья были изготовлены в одной мастерской. Значит, суда были ровесниками.
…У группы Кусто появилось научное судно — бывший американский тральщик «Калипсо», и Жак Ив вместе с товарищами уже ходил на нем в научную экспедицию на Красное море. Летом 1952 года они возвратились в Тулон, собираясь приступить к осмотру судов, которые чуть раньше обнаружил Дюма. Первым в списке значился корабль, лежащий у пустынного каменистого острова Мэр на глубине ста сорока футов, недалеко от Марселя. По пути решили сделать остановку недалеко от западного мыса скалистого острова Гран-Конглуэ, где, как было известно Дюма, на дне, под самым утесом, на глубине около 100 футов имелась естественная каменная арка и лежало несколько старых горшков.
Дюма спустился под воду, но ничего не нашел. Затем решил попытать удачу Кусто. Он добрался до отметки в 220 футов. Безрезультатно. Поплыл обратно и на глубине 200 футов наткнулся на амфору. Поискал еще, но ничего не обнаружил и решил прекратить поиски. К тому же, Кусто уже почти исчерпал лимит пребывания на глубине и не хотел рисковать. Он плыл вверх параллельно откосу, как вдруг на глубине 140 футов обнаружил целую «колонию» старых горшков. Времени оставалось в обрез, поэтому Жак Ив, захватив три чаши и бронзовый багор, поднялся на поверхность.
При виде терракотовых чаш, находившийся на «Калипсо» известный археолог профессор Бенуа, совсем не по-научному, словно «подсадной» участник псевдонаучной викторины, в восторге закричал:
— Область Кампанья! От четвертого до второго столетия до нашей эры! Это — самое древнее из когда-либо найденных морских грузовых судов.
Так начались первые крупные подводные раскопки. Они были научно продуманы и блестяще осуществлены. На них ушли годы…
Сергей Егоров. (По материалам книги Modern adventures under the sea by Patrick Pringle, London, 1959).
Метки: История и подводная археология...
