«Я практически не мог шевелиться. Бревна сдавили по бокам, руки с катушкой оказались прижатыми к груди, спарку за спиной словно зафиксировали тисками. Плюс ко всему видимость упала до нуля, и я уже еле различал свет фонаря, перед маской лишь плавала какая-то бурая пакля… Как я мог оказаться в такой ситуации? 
Как после долгого обучения и доброй сотни пещерных дайвов попал в эту нелепейшую ловушку в заброшенном и заполненном водой штреке в Богом забытом месте на Полярном круге, в ловушку, из которой, как я уже начал думать в тот момент, мне не суждено выбраться?.. Сколько я продержусь?
В баллонах за спиной еще атмосфер 150, да полный стейдж на боку, значит, на этой глубине – часа два-два с половиной, если найду силы спокойно дышать. Да что толку? За мной все равно никто сюда не полезет. Хочешь жить – выбирайся сам. Я попробовал раздвинуть бревна локтями. Вся конструкция пришла в движение».
За два дня до злополучного погружения я вновь оказался в Чкаловском – уж очень притягивал непройденный штрек, снился по ночам. И, возвращаясь на Беломорье в двадцатых числах мая, впервые в жизни встретив в поезде свой день рождения, я и предположить не мог, что через пару дней мне придется отмечать его еще раз. А пока лишь обдумывал под стук колес грядущее и казавшееся уже плевым делом прохождение штрека.
Первый день из трех отведенных на поездку прошел в море – проверяли с друзьями оборудование и готовились к предстоящему погружению в карьеры. Из снаряги решили использовать спарку из двенадцатилитровых баллонов и стейджи – все с воздухом, поскольку возможности забивать найтрокс на месте пока нет.
На следующий день предприняли попытку пройти путь втроем, но далеко продвинуться не удалось. Поднялась страшная муть, движение замедлилось, возникли смятение и непонимание, и, сматывая катушку назад, я окончательно понял, что единственно эффективный способ добиться цели – пройти штрек в одиночку – слишком узкие ходы, слишком много мути и слишком много ответственности за других. Единственное, чего удалось добиться в этот день – протянуть на всю длину катушку безопасности (основная в который раз запуталась) и закрепить ее на случайно обнаруженном проржавевшем штыре под сводом. Теперь метров 30 можно преодолеть без задержки на обвязки при входе и привязаться уже к обнаруженному как нельзя кстати штырю, при этом не нарушая принцип непрерывности и единственности ходового конца.
Наутро я уже в который раз был готов штурмовать упрямый штрек. Поколдовав над оборудованием и внеся некоторые конструктивные изменения в его элементы, я чувствовал себя как никогда готовым к прохождению, тем более, что задача представлялась в общем-то несложной – дойти до обнаруженного ранее Т-образного перекрестка и повернуть налево. Далее ход по всем признакам должен был привести в соседний карьер. Если бы я только знал, что все окажется не так просто!
Но пока меня окрыляла еще одна, как потом подтвердилось, удачная идея: не крутить постоянно путающуюся катушку (все-таки как важен правильный выбор оборудования!), а затянуть с собой толстый фал – наподобие того, что используется при подледных погружениях. Сто метров такого ходовика, к счастью, нашлось в центре. Сделав на конце петлю и обмотав ее вокруг левой руки, я начал очередное погружение в злополучный карьер.
Все шло гладко, и путь до развилки занял сравнительно немного времени, хотя пришлось поработать – вытягивать левой рукой ходовик, как будто толкать гантелю в спортзале. По дороге еще раз для себя отметил тупиковый ход налево, а также небольшое углубление справа, заметил пару мест, где в дальнейшем можно будет обвязать «золотую линию» – основной стационарный ходовик.
Скоро я почувствовал, что фал натянулся. Это означало, что я проплыл сто метров (20 до входа в штрек и 80 – по штреку). На счастье именно в этом месте, практически на перекрестке, появилась возможность привязаться: на дне валялись остатки рельсов со шпалами – вполне устойчивая основа для обвязки. Уже к закрепленному фалу я, немного отдышавшись, привязал основную катушку, мысленно попросил ее не путаться на этот раз и решительно двинул налево – навстречу, как казалось, уже близкому выходу из тоннеля… И действительно, через несколько метров я различил впереди деревянную конструкцию, схожую с той, которую уже не раз приходилось проплывать при входе в штрек. Вот он, выход! Каково же было мое удивление, когда, поравнявшись с бревнами, я не увидел ничего, кроме черных стен. В замешательстве свечу фонарем во все стороны, HID с трудом пробивается через вязкую пелену (видимость от силы метра полтора) – выхода нет. Медленно поднимаю голову и с удивлением обнаруживаю уходящую наверх шахту. Я растерян. Получается, выход в карьер наверху? Тогда я, по логике, должен увидеть свет? Прижимаю фонарь к животу, вокруг смыкается полная темнота…
Все равно выход должен быть там, наверху, другого решения просто не приходит в голову. Осматриваю шахту внимательнее. Ход довольно узкий, по стенам закреплены бревна и доски наподобие колодца, только реже, как бы через раз, секциями. Прикидываю и решаю, что места для того, чтобы проплыть, вполне достаточно. Проверяю воздух – до поворотной трети время есть, на боку – полный стейдж. Отбросив сомнения, я начал движение наверх…
Теперь уже ясно, что в этом и была моя самая большая ошибка. Метра через три-четыре я понял, что проделать этот путь, не поднимая взвеси, просто невозможно: бревна и доски покрыты довольно толстым слоем мути, оседавшей здесь в течение полувека и до сегодняшнего дня остававшейся не потревоженной. Сейчас же каждое мое движение, каждый выдох воздуха «сдували» с деревянной конструкции гремучую смесь из ила, гниющей древесины, ржавчины и еще Бог весть чего. Я уже еле различал объекты вокруг себя.
И тут произошло самое страшное: я почувствовал, что сверху что-то сдвинулось, и через секунду я получил удар по голове, видимость мгновенно исчезла полностью, и все последующее я скорее чувствовал, нежели видел…
Перескакиваю через свои уже описанные в начале этого повествования ощущения. Многое в воспоминаниях размыто, как в неожиданно прерванном сне. Хорошо помню, что еще какое-то время я в полной темноте пробирался наверх – уж слишком сильна была уверенность, что это – единственный выход из штрека. А путь вниз, без сомнения, отрезан завалом. Уже потом, на земле, анализируя показания компьютера, я установил, что поднялся на десять метров со дна тоннеля, то есть с 20 до примерно 10. Здесь я остановился и стал ждать. Но надежда увидеть свет над собой таяла каждую минуту.
Не могу сказать, в какой момент до меня наконец дошло, что единственный путь к спасению – это возвращение. Еще какое-то время я оставался неподвижным, слабо надеясь, что муть хоть немного осядет. Но перед маской по-прежнему почти черная мгла, как кофе со свернувшимся молоком. Опытные пещерники говорят, что в такой ситуации лучше просто закрыть глаза – так спокойнее. Но я упорно продолжал таращиться в этот кофейный эрзац и, видимо, в «награду», мог различать лишь медленно плавающие перед стеклом ошметки испорченного «молока».
Прижатыми к груди руками немного скрутил катушку, попробовал чуть опуститься. Спарка опять во что-то уперлась. Застрял и стейдж. Возникла мысль отстегнуть и оставить его, но, во-первых, в такой ситуации трудно решиться выбросить воздух – может, единственное, что у меня оставалось на тот момент, а во-вторых, зажатый со всех сторон, я навряд ли смог бы проделать это технически.
Происходившее дальше в моей памяти – как обрывки сна, вернее кошмара. Я медленно протискивался через невидимую конструкцию, то втягивая живот и пропихивая стейдж, то отчаянно виляя задом в попытке вырвать спарку из деревянных тисков. Лишь бы не сорвать манифолд! Видимо, мои старания оказались не напрасными, и, пожалуй, впервые в жизни я с удовольствием почувствовал, что у меня заломило уши, верный признак увеличивающейся глубины. Сейчас в это трудно поверить, но если верить компьютеру, путь вниз занял минут пятнадцать. Тогда же казалось, что прошла вечность.
Так или иначе, в какой-то момент я просто провалился вниз и почувствовал, что оказался на полу. Быстро устранив провисание ходовика и восстановив плавучесть, я начал энергично скручивать катушку, которую (о чудо!) на этот раз так и не заклинило. И тут я увидел свои руки… Трудно сказать, испытывал ли я в жизни большую эйфорию! Муть осталась позади, и в этом темном и жутковатом штреке вдруг показалось, что мне никогда еще не было так светло и комфортно.
Обратная дорога была просто прогулкой. Я спокойно скрутил свои катушки и даже пытался устранить провисания фала, которому суждено пока остаться в тоннеле в качестве «золотой линии». Потом, правда, решил оставить эту задачу на следующий раз. Отвисевшись на небольшой декомпрессии, я всплыл на поверхность, где меня уже давно ждали друзья и северное солнце.
***
Сейчас мне легко анализировать свои ошибки, наверное, главной из которых было незнание строения шахт и штреков вообще. Я сам доказал справедливость своих слов об опасности подобных погружений. Лишь позже я узнал, что вертикальная шахта, которая меня чуть не погубила, называется «восстающей» и в данном случае служила скорее всего для вентиляции. Когда шахту закрыли, вход в «восстающую» по правилам залили бетоном, завалили, или заделали еще каким-нибудь образом. Максимум, где я мог оказаться – в сухом помещении, пещере без выхода на поверхность, да еще заполненной воздухом пятидесятилетней давности. Так что в отчаянии принятое решение пробираться назад скорее всего спасло мне жизнь.
Позже привезенная на карьер местная бабуля из Чкаловского после неожиданного заявления, что она еще – «девка первый сорт», вспомнила, как носила своему покойному мужу обед на шахту и примерно показала, где должен быть вход (в нашем случае – выход) со стороны карьера «Бис». Эти данные, если им верить, несколько меняют предыдущие представления о направлении хода. Удивленно покосившись на наше снаряжение, бабуля также вспомнила, что, прокладывая штрек, «они (проходчики) там чевой-то обходили…». Значит, ходы могут иметь более сложный рисунок, нежели на нарисованной нами схеме. Возможно, чтобы найти выход, надо двигаться направо от развилки и искать еще один поворот налево. Но я с тем же успехом мог на своем пути пропустить в плохой видимости уходящий в сторону тоннель…
Одним словом, история с упрямым штреком не закончена. Мы обязательно вернемся сюда и, сделав работу над ошибками, пройдем этот вдруг оказавшийся непростым путь, о чем обещаем рассказать читателям «Октопуса». А потом будут и другие карьеры, которых в Карелии – тысячи. На наш век хватит!
Текст: Максим Кузнецов
Фото: Андрей бизюкин
Архивная статья из № 4 (34) за 2004 г.
Метки: Путешествия...
